Эра Сопина - Печаль Алконоста

Вспомнила, что в детстве моя двоюродная сестра Валентина, дочь дяди Григория, никогда не видевшая растущего и цветущего дурмана, решила взломать его колючую коробочку. (Надо же! Даже вонь её не остановила!) В коробочке были ещё незрелые белые семена: точь-в-точь маковые зернышки. Наверное, Валя и мак не видела цветущим. Девчонке было всего около пяти лет. Она, дурочка, увидела зернышки и давай их есть, будто маковые. Хорошо, что рядом была её старшая двоюродная сестра Мария. Валентину еле спасли. Сначала она «с ума сошла» – стала хохотать без причины и на стенку лезть в доме...

Когда я не хотела слушаться маму и делала что-то ей наперекор, она мне пеняла:

– Не будь ты как сдуревшая Валька...

Для меня это было самое позорное дело: вести себя, как сумасшедшая Валька. И я обходила это растение десятой стороной, боясь, что даже его пары могут сделать меня невменяемой.

…Всё прояснилось гораздо позже. Оказывается, когда я, ничего не подозревающая и не думающая о разных пустяках, отмечала свой десятый день рожденья в декабре 1964 года, дон Хуан обучал студента общению с дымком и любви к «траве дьявола». Пока этот студент витал в облаках, обкуренный и обмазанный мазью, добытой из корня дурмана, Кастанеда готовил своё произведение. Занятная получилась вещь.

Его книгу дочь принесла мне в больницу почитать. Вроде от нечего делать. Я зачиталась, увлеклась, что-то напоминало мне в этом полотна Сальвадора Дали. Моего обожаемого Дали! А потом поразила мысль: больница, дурман, дочь, Кастанеда...

Чуть больше месяца назад я к ней в больницу ходила. Теперь она со мной мается. Я попала сюда из-за своей безответственности перед собственным здоровьем. Она – по глупости. У меня получился шок от атропина. Было жутко и страшно. Хотелось улететь из окна вниз головой, чтобы не ощущать свою беспомощность, свои провалы. Просто медсестра сделала мне укол по предписанию врача. Атропин – это основное вещество в дурмане.

А дочь моя, начитавшись Кастанеды, отведала зёрнышек дурмана, попала полуживая в токсикологию. В компании они там все пробовали булочки с «маком». Что я пережила, видя её сошедшей с ума, с огромными, в фиолетовой дымке от расширенных зрачков, глазами…

Так вот почему в детстве я ненавидела эту вонючую траву, обвивающую плетень тихонова огорода, и обходила её десятой дорогой. Я словно бы предчувствовала, какое горе меня ждёт впереди. Но Судьба всё равно столкнула меня с ненавистным растением. От неё, своей Судьбы, ведь не уйдешь.

На самом деле горе было горькое. Да разве оно сладким бывает? Каждый вечер я ждала мою дочь, когда она возвращалась домой. И всегда не позднее десяти она приходила. А в тот день я потеряла контроль над собой. Мы с ней ездили в Москву, меня «укатало» в поезде, и я всю ночь не спала. А утром она ушла в школу, я – на работу. Придя с работы, я кое-как приготовила еду, сходила в душ и прилегла, в надежде дождаться свою девочку. Но меня сморил сон, и я, конечно, не увидела, в какое время пришла моя дочь. в каком состоянии...

Среди ночи она пришла ко мне в постель и стала, что-то бормотать, будто ей не дают спать, и хотят убить её. Я решила, что ей приснился страшный сон. Мало ли, как поездка в Москву может отразиться на психике девочки-подростка. Было столько встреч, поездок в набитом московском транспорте. А на ней лежала миссия помогать мне и ухаживать, поскольку я тогда очень болела. Но поездку отложить мы не могли, поскольку от неё зависел важный договор, который нужен был для моего дела.

Я приподняла край одеяла, подвинулась к стене и полусонная прошептала:

– Иди, моя куколка, я тебя обниму, согрею...

Но моя куколка стала на кровать, перешагнула через меня и попробовала идти дальше. Но стена ей мешала. А она не понимала этого и продолжала «идти». И тогда я вспомнила Вальку, которая «лезла на стенку», объевшись белены. Сон, как рукой сняло. И хотя было три часа ночи, я стала звонить маме друга моей дочери. На том конце трубки не спали, и, оказалось, ждали моего звонка. Потому, что и друг повёл себя неадекватно.

– Галина Аркадьевна! Если моя дочь умрёт, я всех вас перестреляю...

– Я ждала твоего звонка. Попробуй вызвать у неё рвоту. Ей срочно надо промыть желудок...

Я попробовала. Но паника и страх напрочь уничтожили моё хладнокровие. К тому же дочь стала такой сильной, что невозможно было с нею совладать. Я растолкала сына.

– Держи её, а я ей пальца в рот засуну.

Ага! Сын тоже не смог справиться. Она, казалось, была сделана из стали: у неё не гнулись руки, её нельзя было схватить в охапку, а зубы были сцеплены намертво.

«Скорая» приехала и затребовала воды для промывания. Воды, как всегда, не было. Эта дурацкая советская привычка отключать на ночь воду! У соседей тоже. Но это только всё надо себе представить! В полчетвёртого утра я звоню соседям в дверь. Выходит сонная Люся.

– Нужно много чистой воды, для промывания.

Сонная Люся готова меня укусить.

– Какая вода! Ты же знаешь, её отключают по ночам...

Потом до неё доходит странность ситуации: а почему это ночью надо делать промывание.

Люся приходит в себя.

– А что случилось?

У меня истерика:

– Алиса умирает...

Но врач, женщина опытная, сама мать, твёрдо говорит:

– Собирайтесь, едем в токсикологию...

Для меня всегда вопрос с больницами стоял остро. Сама всю молодость провела в таком экстриме с поджелудочной, когда нужны были капельницы...

И здесь я хочу остановиться. Оказывается, существует две правды. Одна – это та, что ты пережила и знаешь о себе. Другая – та, которую якобы знают люди.

Когда я умирала от адских болей и мне нужны были цитостатики и гемодез, а мои вены были сплошь в синяках от многочисленных капельниц, то я о себе знала, что у меня хронический рецидивирующий панкреатит. Моя соседка сверху спрашивала меня прямо:

– У вас рак?

Кто-то, шутя, говорил, что я наркоманка. А правда была моя – я тяжело болела...

Когда за дочерью пришла «скорая», и мне было сказано, что мы едем в областную токсикологию, врач, само собой, подразумевала передозировку наркотиками.

Но я-то этого не знала! Я и предположить не могла, что у моей дочери передозировка. Она что-то бормотала про булочки с маком, и понять было невозможно, что она съела, и отчего она умирает.

Когда в половине пятого утра меня с дочерью доставили в приёмное отделение, то врач, дежурившая в ту ночь в токсикологии, смотрела на нас, как на существ, помешавших её сладкому предутреннему передыху. Я же, видя, что доктор не торопится спасать мою дочь, стала просить поставить ей капельницу с гемодезом. Ведь мою болезнь «откапывали» именно гемодезом, и немедленно.

Врачиха, видя, что я, опытная волчица, привезла своего кутёнка с передозировкой и требую гемодез. Она не торопилась! Она имела свою правду. И мама опытная, и с дочерью, видно, это не в первый раз. Одной наркоманкой меньше – от неё ничего уже не зависело. А тут ещё мамаша указывает, что надо делать и что капать. Алису от меня увезли на каталке, но ничего ей для спасения в приёмном отделении не сделали. Я уже жалела, что приехала с ней в больницу, может, дома удалось бы вызвать у неё рвоту и сделать ей несколько клизм. По крайней мере, времени бы столько не ушло. Ведь пока я просила у Люси воду, пока мы ехали в полуразваленной дребезжащей машине «Скорой помощи», пока нас принимали и заполняли все бумажки, пока ждали, когда придёт дежурный врач...