Александр Кудрявцев - Винчестер

Я повернулся к тоннелю.

Пол коридора оказался мягким, как сырое мясо. Багровые стены пульсировали, натягивались, будто перепонки, и тогда проступали очертания уродливых существ, пытающихся выбраться наружу.

Я еле переставлял ноги. Покачнувшись, оперся о стену, но тут же отдернул руку. На ощупь стена оказалась горячей и скользкой, как парные внутренности.

По стенам коридора прошла судорога. Шепот существ перешел в вой, они кричали, визжали и шипели. Хор набухал в ушах багровой ватой, а я все пробирался вперед по бесконечному, исходящему спазмами коридору и только выбравшись к длинной, слабо освещенной сверху лестнице, остановился отдышаться.

Нос защекотал запах старого подвала: побелки, пыльной паутины, подгнившей картошки. Передо мной вытянулась вверх сбитые ступени, упиравшиеся в деревянную дверь из непригнанных досок. Сквозь щели пробивались лучи солнца, и шелестела на ветру еще невидимая листва моего мира.

Я поковылял вверх на дрожащих от усталости ногах. Колени подогнулись, я рухнул на грязные покатые ступени и пополз, обдирая руки о сколы, задыхаясь в теплом, гнилом, как несвежее дыхание, воздухе.

Стены-перепонки лопнули. Те, кто были за ними, ползли ко мне из темноты.

Дверь между мирами выглядела хлипкой заслонкой.

«Мир болен. Когда-то ему нанесли рану, и с тех пор из мира уходит свет. Легенды про смерть светлого бога, о похищении богини света, история про Змея и яблоко – все они об одном и том же. Когда-то с миром что-то случилось и продолжает случаться в жизни каждого из нас. Черный сквозняк из невидимых трещин. Когда это происходит, каждый делает свой выбор».

Голос Ворона звенел в мозгу, как живой.

- Какой? – пробормотал я, уже зная ответ.

Голос усмехнулся.

«Открыть подвал. Или стать тишиной внутри грома. И биться за то, что тебе дорого».

Я остановился у двери. Поворачиваясь лицом к тому, что шло из Тумана, я почувствовал, как шевелятся и седеют волосы на голове.

Мрак вытягивал остатки сил и пробирался внутрь тоскливым предчувствием смерти.

Я хриплю последнюю песню из последних сил.

А как иначе?

В темноту ударил столб света, будто где-то сверху врубили мощный прожектор, и мрак закричал на сотни голосов. В луче струились человеческие фигуры. Они снова были рядом. Те, кого я отпустил, вернулись. И мрак гремел и трещал, будто мокрое от грозы небо, а блики света мелькали, как веселые клинки, и дрожали золотые нити, которые связывали всех. Тьма вздрогнула, съежилась – и взорвалась салютом разноцветных сверхновых и вытянулась в парсеки звездной пыли новеньких галактик.

Когда все утихло, я осторожно приоткрыл дверь. Шагнул вперед, щурясь от непривычно яркого света.

За порогом оказался обычный питерский дворик, уютно устроившийся под желтыми кронами старых деревьев, такой тихий, что я не сразу ощутил его странность. Люди, шагавшие к подъезду, собака, вылетевшая порезвиться на газон, и даже голуби, вспорхнувшие с асфальта, застыли в воздухе, как восковые фигуры.

Я вышел на такую же неподвижную улицу: замершие авто и пешеходы, стая чаек, будто вмерзшая в синюю глыбу неба над крышами Васильевского острова.

Мой мир застыл в ожидании моего выбора.

- Все нормально! – махнул я рукой. – Я вернулся. Поехали!

Картинка вокруг ожила, сдвинулась, зашумела и загудела на сотни разноцветных голосов.

А я подошел к знакомому подъезду. Чуть помедлил и набрал номер на домофоне.

Не нужно быть богом, чтобы знать, где тебя всегда ждут.

Поезд беглеца никогда не вернётся,

На неверном пути лишь в одну сторону,

Наверное, я должен добраться куда-то,

А я – не здесь и не там.

(«Психбольница»)

Когда они придут, я буду готов

Я слышу их голоса изнутри

(Мановар)

«Оргия праведников»