С. Сомтоу - Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

– Тогда, – отозвался герцог Букингем, – ваше величество вправе вернуть назад отнятое тепло.

Придворные, окружавшие короля, рассмеялись. Но сам король выглядел хмурым. Он сказал:

– Поберегитесь, Букингем. Все знают, что содомия – это смертный грех, и особенно теперь, когда я разогнал к чертям всех этих никчемных моралистов, потому что теперь мы перевели Священное Писание на английский.

– И все эти простолюдины узнали, что они живут во грехе, – сказал Букингем, – не зная ни греческого, ни латыни.

Снова раздался смех: кто-то смеялся от души, а кто-то – единственно из учтивости.

– А ты грешил, Нэд? – спросил король. Его костлявый палец уже опустился вниз по шее мальчика, игриво остановился на его левой ключице и продолжил путь вниз, до соска. И еще ниже, с остановкой на каждом ребре. Мальчика это злило и раздражало. Но кровь не приливала к его щекам, чтобы наполнить их жаром гнева. Кровь, которая в нем, – она давно мертвая. – Смерть Господня, какой же ты холодный. Нам нужно увидеть тебя нагим, да, – король потянул его за волосы, – мы не сделаем тебе больно, – он рассмеялся, – как можно обидеть такую прелесть.

Его палец медленно двигался по мраморной коже, выводя на ней невидимые слова: Нэд Нэд Нэд Нэд, – а потом: ты хочешь в постель?

И мальчик ответил:

– Но, ваше величество... по вашему собственному декрету...

– Для них нет никаких законов, – прервал его Букингем, – потому что они сами творят закон; они лично ответят за все перед Господом. В свое время.

– В свое время, – произнес король Яков, шестой шотландский и первый английский. – Давай померяемся: чьи карбункулы больше? Я бы не задал тебе этот вопрос, если бы дал тебе большой камень. – Рука короля залезла под фиговый листок и легла на пах мальчика. – Что, у тебя вообще нет карбункулов? Миленький он у тебя, но никчемный. Уныло свисающая пиписька.

– Умоляю вас, не унижайте меня, ваше величество, – сказал мальчик.

– Нет, вы слышали? Мы его унижаем! – воскликнул король. – Ладно, будь по-твоему. Но прежде ты поцелуешь нам руку.

Рука короля ткнулась мальчику в губы. Нэд поднял глаза и в первый раз посмотрел королю в лицо.

Почему эти люди всегда видят в нем только предмет для похоти? Неужели они не понимают, что он не сможет дать им того, чего они так хотят, не сможет и никогда не мог: эта способность навеки украдена у него в огненной смерти, поглотившей Помпеи. Пятнадцать веков он питался их кровью, убивал, обращал похоть людей против них же самих, он считал себя злом и в конце концов стал таковым. И только потом он понял, что зла нет вообще. Все, что существует на этом свете, достойно лишь сожаления. Он узнал это от человека, которого большинство людей считают величайшим злодеем всех времен и народов, Жиля де Рэ, Синей Бороды, садиста и детоубийцы.

Вот почему мне жалко этого короля, думал он. Только посмотрите на него. Он охвачен страстным желанием; но он не любит. Я для него – всего лишь игрушка, не больше. И он не знает, что эта игрушка – это смерть.

Они смотрели друг другу в глаза, король и мальчик, и мальчик знал, что его облик меняется, потому что люди видят в нем не только то, чего они страстно желают, но и то, чего они больше всего боятся. Надо отвести взгляд, сказал он себе, иначе я выдам себя. И он отвел взгляд, но когда рука короля добралась до его губ и пальцы попытались раздвинуть их и проникнуть в рот, инстинкт взял свое.

Он укусил.

Король рассмеялся.

– Да ты просто дикий мальчишка. Отрок, кусающийся, как лисица. – И в тот же миг вся придворная свора, собравшаяся в королевской ложе, взорвалась диким смехом и аплодисментами, словно король изрек образчик остроумнейшего эвфуизма, и даже сам мастер Уильям улыбнулся бледной улыбкой, отчего у него по лицу разбежались морщинки, которых было больше, чем линий на новой карте Вест-Индии, и все это время под шумок мальчик насыщался, насыщался и насыщался, насыщался кровью, которая была не более голубой, чем у самых простых людей...

Король ничего не заметил. Он был слишком занят собой.

Этой ночью мальчику придется исчезнуть. Он слишком долго пробыл на одном месте... это сводило его с ума, и особенно здесь, в компании этих людей, которые вернули в мир поэзию и песни... он нашел здесь людей, у которых он не вызывал чувства гадливого омерзения. Например, Кита Марло. (Правда, самого Кита многие считали омерзительнейшим гадом.) Кит был уже мертв, и все они скоро будут мертвы, а вместе с ними умрет и возрождение поэзии. Мальчик насыщался. Сегодня ночью ему понадобится много сил. Сегодня ночью он убежит.

Сегодня ночью: прочь из «Уайтхолла», прочь из Лондона... возможно, даже через океан... он совершит путешествие в Новый Свет... или в Китай... или на север, где вечная мерзлота... его, бессмертного, тяготила всеобщая смертность... все, что его окружает, рано или поздно умрет, обратится в прах... в воздух, в незримые нити воздуха... все, но только не он, ведь он и так уже – воздух.

Боль обожгла ее левую грудь, как раскаленная сталь.

Хит тут же проснулась. Поезд сердито ворчал, готовясь остановиться. До нее доносились голоса: Pabkontrolle [17] . Она потянулась за своей сумочкой, где лежал паспорт.

– Пи-Джей...

Его не было в купе.

Зато была Памина Ротштайн. Осколки разбитого зеркала на полу, и рука на амулете, уже готовая...

– Извините, я... – смутилась Памина.

– Не волнуйся, я все понимаю. На самом деле. – Но Хит решительно разжала пальцы Памины, сжимавшие серебряный амулет. – Давай разберемся с паспортами и закажем себе завтрак...

Уже теплился рассвет. За окном открывался прекрасный вид: равнины, зелень, каналы, ветряные мельницы... действительно, очень красивый пейзаж.

– А где Пи-Джей? – спросила Хит. – Ты его видела?

– Нет.

– Ты пробыла здесь всю ночь?

– Вы сами знаете.

– Ты видела Эйнджела?

– А кто такой Эйнджел?

– Это длинная история. Эйнджел Тодд был...

– Эйнджел Тодд! Я читала про него в каком-то поганом попсовом журнальчике. Там писали, что Тимми – это не Тимми на самом деле, а тот мальчишка из Кентукки... но я в это не верю. Ну, то есть... это имя... оно точно придуманное. Скорее всего ту статью написал немец. Потому что Эйнджел Тодд – Todesengel – Engel des Todes – «ангел смерти» – только тот, кто знает немецкий, поймет эту игру слов. И потом, той ночью, в отеле...

Кто-то постучал в окно.

– Aufinachen! Polizei! [18] – прокричали снаружи резким, скрежещущим голосом киношного бойца нацистского штурмового отряда. Хит с Паминой испуганно переглянулись. Это был настоящий шок: черные как смоль волосы в левом верхнем углу окна, потом... перевернутое лицо Пи-Джея, потом – его грудь, и дальше...

– Господи, – прошептала Хит, – он там висит вверх ногами!