Иван Панкеев - Копья летящего тень

— Кто вам сказал такую чушь? — сквозь смех произнес он. — Сказать, что кто-то отправился в «Три дуба» или в деревню Перелесок означает в наших краях то же самое, что у вас, в России, «к черту на кулички!»

Почувствовав себя наивной дурочкой, попавшейся на самый заурядный крючок, Ку окончательно сникла. Ей нечего было делать в этом кабинете, в Рахове, в Карпатах. Ей нужно было просто собрать рюкзак и ехать автобусом до Львова, а оттуда лететь самолетом в Россию. Ей следовало выбросить из головы нищенскую экзотику «корчмы» и приюта, забыть о гуцульском пастухе и о странном, скорее всего сумасшедшем, инструкторе…

— Спасибо, — не поднимая головы, сказала Ку, — вы во многом помогли мне разобраться…

Она встала и шагнула по затертой ковровой дорожке к двери.

— Эй, послушайте! — позвал он ее. — Присядьте на минутку!

«Ну, что еще?» — угрюмо подумала Ку, неохотно садясь на первый попавшийся стул.

— Думаю, вам будет интересно услышать местное предание…

Зазвонил телефон, и начальник пустился в долгий, занудливый разговор о счетах и накладных.

Ку скучала, посматривая на часы, висевшие на стене напротив нее, прикидывая, успеет ли она вернуться к ужину.

Наконец он положил трубку и, взяв новую сигарету, начал:

— Лет триста назад здесь была деревня Перелесок, в которой жила редкой красоты девушка, дочь местного корчмаря — и она отказывала всем сватающимся к ней парням. Говорили, что она путалась с самим Сатаной. И вот у нее родился сын, такой же красивый, как и она. Через много лет все семейство — мать, взрослого сына и деда-корчмаря — обвинили в колдовстве и казнили. Но после этого ни одна женщина в деревне не могла забеременеть, а те, кто пытались сделать это на стороне, таинственным образом исчезали. Постепенно вся деревня вымерла, а оставшиеся постройки сгорели во время пожара. Так что никакой деревни Перелесок больше не существует, — уверенно заключил он и встал из-за стола, тем самым давая Ку понять, что разговор окончен.

Дойдя до окраины города, Ку вышла на ведущую в горы дорогу. Стараясь ни о чем не думать, она шла и шла, глядя себе под ноги и равнодушно наблюдая, как перекатываются под загорелой кожей крепкие мышцы ног. Механическое движение тоже было формой жизни.

«Если милый твой далеко…» — вспомнила она слова крестьянки и, засунув руку в карман, нащупала пучок увядшей травы. Оторвала листок, пожевала. Трава была очень горькой — как и любовь, заканчивающаяся разлукой.

Но ощущение горечи постепенно перешло в нечто иное: язык и полость рта у Ку словно одеревенели, потеряли всякую чувствительность. Идя вверх по каменистой дороге, Ку замечала, что тело ее становится все легче и легче, словно ее несло вперед каким-то током воздуха, словно ноги ее, обутые в тяжелые ботинки, вовсе не касались земли. Ощущение тоски сменилось нетерпением, воодушевлением в преддверии чего-то желанного, до конца еще не понятного. Все окружающее постепенно уходило на второй план. Сама того не замечая, Ку улыбалась, в ее серых глазах снова засветилась жизнь, на загорелых щеках появились пятна лихорадочного румянца. Поворот, голубые холмы до самого горизонта, заросший кустарником овраг, быстрая, прозрачная речка, высокие скирды сена, пятнистые коровы, сочная зелень травы… еще один поворот, свежий ветер в лицо, поросший черникой склон, туманный силуэт Говерлы… Откуда взялась эта внезапная радость?.. Еще один поворот, знакомый спуск в овраг, подъем на склон холма, снова спуск, а там…

Тропинка, по которой она шла лунной ночью с Петером Майером, темное пятно бревенчатой корчмы… Там!.. Запыхавшись, она рванула на себя скрипучую дверь, вошла, замерла у порога…

В «корчме» царил полумрак и было совершенно тихо. Никого. Никаких признаков жизни. Словно уже много-много лет сюда никто не заглядывал. Черные от копоти стены из толстых бревен, земляной пол, скамья, дверь, за которой…

Ощущая легкое головокружение, Ку шагнула к скамье. После долгой ходьбы, смахивающей на бег, ей хотелось пить. Над потухшим очагом висел котелок — и он был не пустой! Взяв с полки глиняную кружку, она зачерпнула наугад в полумраке, сделала глоток, и это опять было молоко, но только с примесью какого-то травяного настоя. Выпив все, что было в котелке, Ку поднялась со скамьи и неуверенно шагнула к внутренней, низкой, бревенчатой двери. Ни ручки, ни замка, ни замочной скважины. Скорее всего, эта дверь никуда не вела, будучи наглухо забитой.

Головокружение становилось все сильнее и сильнее, ощущение легкости в теле усиливалось, к нему примешивалось ощущение невесомости, как это бывает на качелях, и от прежних мыслей, тревог и сомнений не осталось и следа, все было поглощено потоком ослепительного света.

Лежа на земляном полу возле наглухо закрытой двери, Ку улыбалась чему-то…

Она видела темное, продымленное помещение, где за грубо сколоченными столами сидели странного вида люди. В широких домотканых рубашках и кожаных: безрукавках, длинноволосые, с грубыми, загорелыми, обветренными лицами, они разговаривали на совершенно непонятном ей языке. На столах стояли глиняные кружки, похожие на те, из которых она пила молоко. В помещении пахло лепешками, жареным мясом, подгоревшим жиром, восковыми свечами, пивом.

Корчма!

Между столами прошла поразительно красивая молодая женщина с длинными, светлыми волосами, в старинном гуцульском костюме. Ее лицо показалось Ку очень знакомым.

И она сразу узнала корчмаря — того, который кипятил в котелке молоко. Вид у него был такой же мрачный, густые черные брови почти сходились на переносице, торчащие во все стороны волосы были стянуты на лбу бечевкой. Пройдя мимо Ку, корчмарь пристально посмотрел на нее.

Остальные, казалось, ее вовсе не замечали.

Видение медленно угасало, и Ку вскоре оказалась в полной темноте — но только на миг. И в следующее мгновенье ее ослепил яркий солнечный свет. Она стояла среди густой, сочной травы, а чуть поодаль росли три мощных, раскидистых дуба. «Три дуба?» — удивленно подумала она и огляделась по сторонам. Сзади нее, на высоком бревенчатом крыльце, стоял корчмарь.

На склоне пологого холма виднелась деревня. Низкие деревянные дома, бревенчатые изгороди, высокие скирды сена, овцы на лужайках; людей почти не было видно, только у колодца стояли две девушки в гуцульской одежде, а по дороге на возу с сеном ехал какой-то старик. «Куда я попала?» — удивленно подумала Ку и, услышав гул колоколов, доносившийся из деревянной церквушки, пошла туда. Возле церкви было маленькое кладбище, и Ку невольно обратила внимание на старинные, темные деревянные кресты. Среди молодой дубовой поросли переливчато пели дрозды. Ку не любила посещать кладбища и свернула в сторону, направляясь вдоль бревенчатой ограды к реке.