Юлия Аксенова - Морок

Вскоре я приобрела привычку относиться к Павлику как к подружке, делиться с ним и советоваться по любым вопросам. Я обсуждала с ним отношения с противоположным полом, проблему поисков пары, своей второй половинки. Я, наверное, слишком ясно намекала, что самого Павлика в кандидатах не числю. Если так, это было жестоко. Я даже рассказала ему об Андрее. Правда, у меня хватало ума воздерживаться от конкретики, называть Андрюху просто знакомым, но, видно, частота упоминаний этого знакомого была слишком прозрачной.

В Шотландии кафе, где я мыла посуду, предоставило мне поганенькое, дешевое жилье: ни телефона, ни выхода в Интернет. Денег хватало лишь на то, чтобы изредка позвонить маме: как дела? жива-здорова! до свидания.

Я могла бы писать Пашке письма или еще что-то придумать, но не хватило у меня на это не то сил, не то желания. В конце концов Пашка все понял правильно: что я не скучаю по нему и никакой специальной любви, кроме братской, к нему не испытываю. Его нежная преданность меня удивляла и несколько стесняла.

Почуяв, что не нужен мне как мужчина, он нашел другую женщину. Мою тезку, между прочим, ее тоже зовут Александрой.

Конечно, меня царапнула эта перемена. Наверное, нет женщины, которой бы не хотелось, чтобы любящий мужчина ждал ее благосклонности вечно. Но умом я понимала, что испытываю чувства собаки на сене. И про физиологию я все понимаю. И потом… далеко это все было от меня, так далеко!

За Пашку я, в сущности, больше радовалась, чем огорчалась его «измене». С этих пор до самого моего возвращения в Москву мы с ним обменивались только открыточками по праздникам.

Когда приехала, встретила не Павлика, а его бледное, рыхлое подобие. Он раздался в плечах, в талии, но вялые, замедленные движения, землистый оттенок кожи, мрачное и унылое выражение лица вызывали сочувствие и опасения. Верка нашептала, что Пашина пассия выматывает ему всю душу истериками и претензиями, а он — в соответствии со своим покладистым характером — слишком долго все это терпит. Сказала: надо помочь ему оторваться от этой дамочки.

Я поверила. То ли хотела поверить, то ли недооценила своеобразия Вериного восприятия действительности.

Полная сочувствия, бросилась спасать Пашку. Выслушала его жалобы и стенания. Что-то попыталась посоветовать, уговорить. И обнаружила, что он вовсе не желает ничего менять. Возможно, он все еще тянулся ко мне, все еще сожалел об утраченном. Но теперь он принадлежал другой женщине.

Мой Павлик, которого я давно привыкла считать закоренелым холостяком… Которого, что греха таить, я давно присвоила, сама о том не задумываясь…

Для Пашки ничего не было более муторного и тошного, чем разговоры о вождении, которые я иногда с ним заводила. Инженер по профессии, на «ты» с любой техникой, он почему-то все время уклонялся от приобретения автомобиля. Поскорее сворачивал разговор на другую тему, когда я старалась убедить его получить права. Все его ссылки на плохое зрение не выдерживали критики. Он просто упрямился или боялся чего-то неосознанно…

Верка рассказала, что Павел недавно получил права, а на днях на работе обмывали покупку им машины… Нашла эта женщина, его невеста, ключик…

Изредка мы созваниваемся с Пашкой и беседуем по душам, обо всем на свете, как привыкли с давних времен. Иногда — еще реже — я захожу к нему на работу — повидаться с ним, с Гошей и с другими хорошими людьми. Пашка почему-то редко упоминал в общении со мной свою пассию. Где-то с осени он и вовсе пропал. Я как-то позвонила, чтобы рассказать про Францию, — он быстро свернул беседу, ссылаясь на дела. В Новый год я спросила его, где он запропастился, — и он снова ничего мне не сказал. А ведь день свадьбы уже был, наверное, назначен. И не пригласил.

Мой честный, добрый Пашка испугался. Может, думал, что я рассчитываю когда-нибудь отбить его у своей тезки. Может, побоялся, увидев или услышав меня, вновь дрогнуть и потерять решимость жениться… Не знаю и знать не хочу!.. Хам! Скотина неблагодарная! Как он мог, как он посмел не попрощаться со мной?!..

Может, зря я не видела в Пашке мужчину? Если бы еще тогда, в лесу, я задержала в своей руке его ладонь с ягодами и посмотрела на него с иной улыбкой, с иной симпатией, если бы я разрешила ему попробовать… Может, жизнь сложилась бы по-другому. У нас родились бы те мальчик и девочка, которых я вижу во сне… Они на Пашку не похожи… Не хочу… Даже теперь, зная судьбу наперед, ничего не хотела бы в ней изменить. В ней было нечто столь ценное, столь важное… Нет, пусть прошлое останется таким, каким оно было.

Я рада за него. Судя по тому, что рассказывают теперь, она ему — настоящая пара. И дай Бог им счастья.

Но все равно грустно и немножко больно. Плачу я, вспоминая нашу молодость, наше общее прошлое. Спасибо, Павлик, за любовь и преданность стольких лет. Только… Что же ты лишил меня возможности сказать тебе это лично?..

Грусть — светлая.

Боль — пройдет.

С Павликом уходит от меня целая эпоха моей жизни. Молодость. Что ж, прощай, эпоха надежд, чистых радостей, бездонных разочарований, роковых потерь. Спасибо тебе за то, что ты была. За все, что ты принесла. Хорошо, что ты больше не вернешься.

— Виктор, в какой выпуск ты ставишь «неразменную купюру»?

— Хочу придержать до последнего. Мол, выполняю обещание и ухожу с чистой совестью, без долгов.

— Я просматривала материал. Виктор, извини, тебе не кажется, что это скучновато?

— У меня с самого начала душа не лежала к этой теме. Мне она тоже казалась скучной и никчемной. Но я пообещал и действительно хотел сделать объективный анализ проблемы. Детективов и фантастики с «неразменной купюрой» в заглавной роли без меня хватает. Скажи, Лин, эта версия — «неразменная купюра» как психологический феномен — не показалась тебе убедительной?

Сразу после московской пресс-конференции, еще находясь в клинике, Виктор дал аналитикам задание подготовить ему обзор материалов по «неразменной купюре». Те отлично выполнили работу: все материалы четко делились по рубрикам, перекрестные ссылки поражали безупречной точностью.

Виктор читал и не видел, что мог бы или что хотел бы добавить к сказанному и сделанному коллегами. Он отложил решение вопроса до второй своей поездки в Москву: вдруг удастся зацепить там что-нибудь новенькое и интересненькое? Не вышло. Москва молчала — не то загадочно, не то сонно.

Виктор тянул время, ждал результатов изысканий своих сотрудников по всей Европе. Но в конечном итоге на нужную мысль его навел очередной аналитический дайджест. Среди уже привычных рубрик он обнаружил свежий заголовок: «Психологический феномен».