Шарлин Харрис - Волкогуб и омела

Через всю комнату стрелой пролетел Уолдо, собрался — и прыгнул, влетев всем телом в выключатель на стене. Потом свалился тяжелой грудой на пол, но клетки распахнулись. Короткий миг все молча смотрели друг на друга.

— Гуляй! — приказал Лерман.

При всей накопившейся ярости и первобытной дикости стаи первым из клетки выпрыгнул такс Арни, гавкая и поспешая на коротких ножках. Остальные последовали примеру и выпрыгнули в комнату, опередив его. Из четырех пришельцев только Идальго успел раз выстрелить перед тем, как челюсти питбуля сомкнулись на его запястье. Сперва на пол упал пистолет, затем отделившаяся от руки кисть.

Собаки навалились на людей, когтя и рвя все, до чего могли дотянуться. Арни, последний, подпрыгнул изо всех сил и вцепился в бедро Тейлора. Наблюдатель пошатнулся под весом псов, издал пронзительный крик — и рухнул.

Ники вошла в склад, оглядела разыгравшуюся сцену и подошла туда, где лежал на полу Лерман. Она заглянула ему в глаза, потом лизнула лапу.

— И я тебе тоже рад, — сказал он. — Как там они все?

— Уолдо еще слегка не в себе после прыжка на стену. Хороший пес, мне он нравится.

— Скажи Максу, пусть отведет его домой. А потом помоги мне добраться до подсобки.

Она отбежала, а он потащился по полу на руках. Ники вернулась, увидела его и коротко гавкнула. Несколько собак побольше отделились от грызущей кучи и побежали помогать. Вместе они потащили вервольфа по полу до самой подсобки. Он попытался втянуть себя туда — и рухнул.

Мона очень осторожно вела свой «Приус». И волновалась, что ведет слишком осторожно, а это может навести копа на мысль, что она не слишком трезвая.

Как-то она сумела добраться до фермы, ничего по дороге не разнеся. На повороте к ферме фары выхватили из темноты двух собак, несущихся галопом навстречу. Она остановила машину и присмотрелась. На нее в ответ посмотрели немецкая овчарка и какой-то оглушенный доберман, и доберман оскалил зубы. И она могла бы поклясться, что немецкая овчарка ее узнала: пес тихо что-то прорычал, и собаки прошли мимо.

Она поехала дальше, к складу. Дверь была открыта, перед зданием стоял какой-то странный грузовой фургон. Мона полезла в бардачок и вытащила пистолет. Вышла из машины, медленно подошла к двери. Прислушалась минуту, потом шагнула внутрь.

Тут же ее оглушила стая рычащих собак, многие с окровавленной мордой и пастью, но не успели они двинуться с места, как ее приветствовал знакомый лай.

— Ники! — крикнула она, и большая черная собака прыгнула к ней.

Остальная стая оставила враждебность и неспешно направилась в соседнее помещение.

— Где Сэм, Ники? — спросила она.

Собака заскулила и побежала ко входу в подсобку. Мона бросилась за ней, заглянула внутрь и вскрикнула.

На полу лежал волк — нет, он был больше волка, больше самого большого волка на земле, и клыки у него были оскалены, а когти такие, что могли бы перерезать дерево, и она подняла пистолет, готовая стрелять, но тут волк обратил глаза в ее сторону и застонал.

— Сэм! — крикнула она, бросая пистолет и сама бросаясь его обнять.

— Мона, — выдохнул он хрипло. — Аптечка. Коробочка с надписью «Атропин».

Она вскочила и бросилась открывать аптечный ящик. Коробочка лежала на нижней полке. Открыла — там оказались три шприца с наконечниками на иглах.

— Сколько и куда? — спросила она, нагибаясь к нему.

— Два, — выдавил он. — Прямо в сердце. Выжидай пять минут, и если нет реакции, вводи третий.

— А где… — Она стала нащупывать сердце сквозь свалявшийся мех.

— Там же, где всегда, — сказал он. — В ребро не попади.

Она сняла наконечник с первого шприца, стала ощупывать первое снизу ребро, пока не нашла щель. Глубоко вдохнув, она всадила шприц до отказа и нажала на поршень. Лерман застонал от боли. Она убрала шприц, повторила то же со вторым, наклонилась и обняла волка обеими руками.

— А если третий не поможет? — спросила она.

— Тогда я мертвец, — прошептал он.

Салли осталась стоять с поводком в руке там, где Уолдо ее оставил. Увидев его, она даже заплакала от радости, но перестала, увидев рядом с ним немецкую овчарку. Уолдо подошел и сел у ее ног.

— Ты цел? — спросила она.

Он кивнул, несколько еще не придя в себя. Она посмотрела на вторую собаку.

— Ты его друг? — спросила она.

Пес кивнул.

— Тебя тоже мистер Лерман дрессировал?

Пес кивнул еще раз.

— Меня зовут Салли, — сказала девочка. — Очень приятно познакомиться.

Пес еще раз кивнул, посмотрел на Уолдо и побежал прочь.

— Счастливого Рождества! — крикнула она вслед. Потом пристегнула поводок к ошейнику добермана и пошла домой.

— Ааай! — крикнул он.

— Сэм, тебе третий укол нужен? — спросила она.

— Просто больно, — сказал он хрипло. — Но это хороший признак. Означает, что оживают нервы.

Он несколько раз сжал и разжал кулак.

— Помоги мне сесть, — попросил он.

Она протянула руки, обняла его и потянула.

— Ого, ну ты и тяжелый, — сказала она, с усилием прислоняя его к стене.

— Кажется, все будет хорошо, — ответил он. — Сердце вроде бы стучит нормально.

— Но ты же вервольф! — сказала она.

— Атропином это не лечится.

— Но ты же вервольф! — повторила она снова.

— Да.

— Так какого черта тут случилось? Зачем был нужен атропин?

— Антидот для аконита, — ответил он. — Всегда держу его под рукой вот на такой пожарный случай.

— А что такое аконит?

— Яд такой, — объяснил он. — Ходили слухи, что за нами кто-то охотится…

— За вами? Есть еще такие?

— Ты не поверишь.

— Пожалуй, ты прав.

— В общем, я достал немножко атропина на случай, если какой-нибудь псих начнет швыряться в меня волкогубом. Собственно, это и случилось.

— Волкогубом? — спросила она, недоумевая. — Погоди. А где этот псих? Там какой-то фургон…

Она вскочила, подхватила пистолет и бросилась наружу.

— Мона, не ходи туда! — крикнул он ей вслед.

Через минуту она снова появилась в дверях, бледная как смерть, бессильно опустив оружие.

— Я пойду на улицу, меня тошнит, — сказала она заплетающимся языком. — Подожди здесь.

Когда она вернулась, он дышал без затруднений и сгибал и разгибал колени.

— Я эггнога привезла, — сообщила Мона. — И маршмеллоу. Вервольфы его едят?

— Не вижу, почему нет.

Он поднялся на ноги, зашатался, но устоял.

— Как ты узнала, что я в беде?

— Я не узнала. Ники как-то учуяла. Собачий телеграф, я так понимаю.

— Как ты поняла, что надо ее отпустить ко мне?

Она посмотрела ему в глаза. Все те же глаза Сэма.

— Я думаю, среагировала на какие-то звуковые ее сигналы, — ответила Мона. — Такое бывает при тесных отношениях.

Он взял ее руку в лапы и прижал к груди.

— Значит, это и есть твоя большая тайна, — сказала она, выходя вместе с ним из подсобки. — Все те ночи, которые ты проводил без меня, были ночами полнолуния. Ни разу не заметила.