Анна Клименко - Морф

Впрочем, как и многих, многих…

***

Поутру «путеводная нить» Хаэлли повел себя в высшей степени странно. Сперва он долго сидел перед дымящим костром, нахохлившись как больной ворон, пил травяные отвары и грыз сухие хлебные корки, но при этом почему-то все время озирался по сторонам, как будто почувствовал присутствие охотника. Затем, покончив со скудной трапезой, развернул карту и старательно изучал ее, водя пальцем по изрядно потертым нитям дорог — но все равно при этом то и дело вскидывался, оглядывался и вообще, выглядел куда более растерянно, чем во время бегства от королевских гончих. Хаэлли насторожился: похоже было на то, что, во-первых, авашири все-таки ощутил чужое присутствие, а во-вторых — испугался самого себя, ведь такое растерянное лицо бывает у человека только тогда, когда он не знают, что делать с самим собой.

Авашири легко закинул на плечо тощую дорожную сумку и двинулся вперед. Хаэлли — следом. И вышли они, как и следовало догадаться, к небольшому поселку. «Луковица», побери его Бездна, решил вернуться к своим.

Что оставалось Хаэлли? Вторую путеводную нить он отпустил добровольно. Теперь ему оставалось не упустить эту. Терпения эльфу было не занимать, и он, затаившись у окраины деревни, стал ждать.

…Нежданно-негаданно выяснилось преимущество умертвий перед живыми. Вернее, об этом, казалось, знали всегда, но вот испробовать на собственной шкуре, да еще находясь при этом в здравом уме, мало кому доводилось.

Умертвия не знают усталости. И поэтому Роф молча шел вперед, всем видом показывая, что далеко не в первый (и не в последний) раз идет к замку Арниса Штойца. Топал, зараза этакая, медленно, но не останавливаясь. Мне же ничего не оставалось, как рысить следом. И так три дня и три ночи куда-то на север от последнего лагеря Виаро.

И вот к рассвету четвертого дня мы оставили позади лесную чащу, ельники, такие густые, что меж стволов приходилось продираться боком, шумную летнюю грозу, пролившуюся на нас ледяным дождем. Мы вынырнули из леса прямо на пустынный тракт, пересекли его, утопая по щиколотку в жидкой глине вперемешку с навозом (здесь тоже прошел дождик). Роф безошибочно угадал, где начинается нужная тропа, и дальше нам пришлось шагать в гору, снова продираясь сквозь молодую еловую поросль. А потом зелень осталась позади. Мы уперлись в серую стену, сложенную, видимо, из тех камней, которые добывались непосредственно из этой же горы. Тропинка шла прямо под стеной, Роф устремился по ней как лошадь, почуявшая кормушку. Я задержалась, задрав голову, рассматривая кладку, а заодно прикидывая — сколько ж мертвяков надо было согнать, чтобы выстроить такое . Потом я побежала догонять Рофа; мы обходили замковую стену и, вероятно, приближались к воротам. Поблизости от замка ужасного некроманта не встретилось ни единой живой души. Зомби, правда, тоже не попадалось: все здесь было тихо и как будто мертво.

Честно говоря, в те, последние минуты нашего путешествия, мне уже не грезился Великий лес. Единственное, о чем я мечтала — это о куске хлеба, который мог бы меня согреть. Горячая ванна казалась несбыточным чудом. Хотя — охр, я ведь забыла спросить, можно ли мне купаться, с моими-то зашитыми, но не зарастающими ранами.

Странным я стала существом с подачи Шерхема Айлана Виаро. Магия, которую он зашил в мою грудь, непонятным образом остановила кровотечение, как будто кровоток изменил русло. Но в том, что раны не заживали, я уже убедилась: иной раз даже ощущала, как трутся друг о дружку части разрубленных внутренностей.

Наконец Роф остановился перед дубовыми воротами. Я только моргнула: нестарое еще дерево было так изрыто оспинами-шрамами, что не приходилось сомневаться: этот замок выдержал не одну осаду. Зомби как стал, так и замер изваянием. Никто нам не торопился отворять. Пошарив взглядом по окрестностям, я высмотрела обросший мхом камень-валун и забралась на него.

Так мы проторчали под воротами до полудня. А потом — когда я уже начала сомневаться в наличии в замке существ разумных — тяжелые створки вдруг дрогнули и начали раскрываться наружу; я поторопилась занять свое место рядом с Рофом. В щель уже виднелся свет по ту сторону арки и широкоплечий силуэт, который в итоге оказался вполне себе живым Арнисом Штойцем.

Некромант был один. Но если некроманты на службе его величества попадались все больше тощие и чахлые, с глубоко запавшими глазами и синюшными губами, то этот экземпляр так и лучился здоровьем. У Арниса Штойца на щеках играл здоровый румянец, лицо было покрыто легким загаром, глаза сверкали парой голубых топазов. Длинные каштановые волосы свободно ниспадали на белоснежный воротник шелковой блузы, а короткая бородка почему-то придавала ему вид неисправимого романтика, большого плута и дамского угодника одновременно.

Он ничем не выдал своего удивления при виде моей растрепанной и взъерошенной личности. Только коротко кивнул Рофу, позволяя пройти в ворота (что зомби и сделал с непроницаемым лицом), а затем выжидающе уставился на меня. Так мы и застыли друг против друга, я — перед воротами, Штойц — в тени арки.

— Добрый день, — пробормотала я, помня, что леди Валле надлежит быть воспитанной девицей, — я от вашего приятеля.

И, быстро сунув руку за пазуху, извлекла подмокшее во время грозы письмо.

— Вот, это вам.

Арнис Штойц медленно шагнул назад, поманил меня к себе. Как странно. Он не торопился выйти на встречу, а казалось, ждал, пока я переступлю невидимую черту. Но стоило оказаться под аркой, как снова заскрипели лебедки — ворота закрывались.

— Милочка, давай обойдемся без официальных приветствий и представлений, — он взял из моих рук записку Шерхема, быстро прочел ее, потом смерил меня задумчивым взглядом.

Я вдруг испугалась — а вдруг он отправит меня обратно в лес? Что я буду делать сама, совсем одна?

— Надеюсь, я вам не слишком помешаю? — промяукала я.

— Дело не в этом, — мягко ответил некромант, — конечно же, я выполню просьбу моего друга… господина Виаро. Но то, что он сделал… гхм… весьма занятно, юная леди. И неожиданно для столь здравомыслящего субъекта как Шер… Впрочем, теперь уже ничего не изменить. Так ты, значит, Ирбис Валле?

Я кивнула.

— Арнис Штойц, потомственный некромант. Имею все основания полагать, что мой добрый друг обо мне говорил, — он, улыбнувшись, галантно поклонился.

***

Будучи потомственным некромантом в пятом поколении, Арнис Штойц имел в жизни всего две страсти, далекие от подъятия мертвецов. Во-первых, господин Штойц обожал весь женский пол и практически любых его представительниц, чего и не скрывал, а во-вторых — он был большим любителем стройки. Располагая почти ничем неограниченными ресурсами рабочей силы — «не совсем легально, конечно, милочка, но ты же понимаешь, никто не даст разрешения на изготовление сотен зомби для собственных нужд» — и получив в наследство одиноко торчащий на горе донжон, за десять лет Штойц умудрился выстроить настоящую крепость, из которой выкурить его не представлялось возможным.