Роберт Мазелло - Кровь и лед

Вдалеке слева, среди нагромождения плавучих льдов мелькнул крошечный красный огонек и исчез, но спустя несколько минут показался вновь. Маячок на крыше домика ныряльщиков, сообразил Майкл. Он несколько раз становился свидетелем тому, как в нем со дна вытягивали ловушки с рыбой. Глубоководные обитатели жадно хватали ртом воздух, таращили удивленные белесые глаза и шевелили полупрозрачными жабрами, и тех немногих счастливчиков, которые смогли пережить поднятие на поверхность, Дэррил перекладывал в специальные ведра. Майкл одного не мог понять: как такой убежденный вегетарианец и защитник прав животных может заниматься этой работой?

— Все дело в рациональности, — объяснил тогда Дэррил. — Я говорю себе, что, проводя опыты на нескольких, я спасаю многих. Первый шаг к тому, чтобы убедить людей беречь природные ресурсы, — это объяснить, что ресурсы эти могут исчезнуть. — Он поднял за хвост одну из дохлых рыб, бережно положил в отдельное ведро со льдом и пояснил: — Если действовать быстро, то иногда удается получать любопытнейшие образцы крови даже у погибших рыб.

Когда нарты поравнялись с домиком ныряльщиков, собаки свернули направо и с веселым лаем побежали прямо к базе. Сани взлетели на невысокий холм, со свистом рассекая снег, и Майкл смог рассмотреть лагерь с высоты. Разнообразные модули, складские помещения и ангары, расставленные почти без всякой системы, выглядели отсюда как домики из конструктора «Лего», в который он играл в детстве, — беспорядочное скопление черных и серых строений с большими ярко-желтыми кругами на крышах, нанесенными люминесцентной краской, чтобы пилоты самолетов обеспечения могли заметить станцию во мраке долгой полярной зимы.

Даже летом, в условиях бесконечного светового дня выживать здесь было непросто, а уж как некоторым удавалось выдерживать суровые зимы Южного полюса, у Майкла вообще не укладывалось в голове.

Данциг пошевелился в «гамаке» и приподнял голову.

— Прибыли? — пробормотал он.

— Почти, — ответил Майкл.

Он уже различил американский флаг, который под напором ветра сделался совершенно плоским.

— Раз уж вы проснулись, — добавил Майкл, — то не подскажете, как заставить собак остановиться?

— Попробуйте «тпру».

— Попробовать?!

— Это не всегда срабатывает. Сильно потяните на себя поводья и нажмите на тормоз.

Майкл метнул взгляд под ноги на металлическую пластину с двумя клыками, служившую педалью тормоза, и приготовился нажать на нее, когда до псарни останется сотня ярдов. На быструю остановку надеяться не приходилось.

Со стороны океана донесся приглушенный рокот снегохода, и Майкл невольно сравнил его с тихим и приятным шуршанием саней. Как фотограф, то есть человек, стремящийся пользоваться самыми современными устройствами, Майкл, конечно, не имел права бросать камни в плоды научно-технического прогресса. Еще бы: не будь на свете самолетов, он никогда не очутился бы здесь, а если бы не цифровые камеры, ему пришлось бы мучиться с царапающейся и трескающейся на морозе пленкой. Тем не менее шум снегохода, который, по-видимому, также возвращался на базу, показался ему неуместным. Вроде раздражающего стрекотания мощной газонокосилки тихим августовским утром. Глядя на снегоход, ползущий по льду, подобно черному жуку по листу бумаги, Майклу пришло в голову, что, возможно, на нем восседает Дэррил с уловом новых биологических образцов.

Псарня располагалась на окраине станции, за квадратом из жилых и административных модулей. По соседству с ней ютились лаборатории, складские сараи и ангары с электрогенераторами. Несмотря на то что генераторы были отнесены от жилых помещений как можно дальше, в те ночи, когда ветер стихал, Майкл постоянно слышал их монотонное урчание. Однажды за завтраком он пожаловался, что его по ночам беспокоит неприятный шум, на что Лоусон резонно заметил:

— Я бы вам посоветовал беспокоиться, когда вы вдруг перестанете его слышать.

Оставляя после себя узкий протоптанный след, собаки пробежали мимо ледового дворика, ботанической лаборатории, миновали гараж, где стояли «спрайты», снегоходы и буры, и направились к псарне, прямо напротив лаборатории морской биологии. Майкл крикнул: «Тпру!», но лайки и ухом не повели. Тогда он обеими ногами нажал на тормоз. Металлические клыки вгрызлись в вечную мерзлоту, немного замедлив ход саней, однако полностью остановить не смогли, поэтому Майкл гаркнул команду снова и изо всех сил потянул за главные вожжи. Покатый нос саней вздыбился, и журналист едва не упал назад, но собаки мало-помалу начали замедляться. Кодьяк ослабил тягу, перешел на рысцу, и остальные лайки сразу последовали его примеру. Некоторое время нарты продолжали беззвучно скользить по снегу и ледяной корке, пока наконец не подъехали к псарне — открытому сараю с сеновалом, освещенному яркими белыми лампами. Судя по восторженному повизгиванию собак, они чувствовали себя здесь как в пятизвездочном отеле.

— Молодец, Нанук, [16] В эскимосской мифологии Нанук был хозяином медведей, который решал, нарушил ли охотник положенные табу и заслуживает ли успеха в охоте. — сказал Данциг, вылезая из саней. — Сколько на таксометре?

Синклер слышал приближение собачьей упряжки — лай собак и шуршание полозьев по снегу, — но открыть дверь и посмотреть, что снаружи, не рискнул. Опыт подсказывал, что там могли выставить охрану.

Полноценных окон в комнате не наблюдалось, зато возле двери, прямо под плоским потолком, была узкая застекленная щель. Тихо подставив под окошко стул, Синклер встал на него все еще хлюпающими от воды носками и выглянул во двор. Судя по звуку, собаки находились совсем рядом, однако стекло было так сильно занесено снегом, что рассмотреть что-либо не представлялось возможным. Впрочем, рядом на стене Синклер заметил рукоятку вроде рычага, и когда потянул за нее, окно повернулось, столкнув нижней кромкой часть снега. Он дернул за рычажок еще раз, и окно повернулось сильнее, образовав узкую щель, через которую можно было следить за улицей. Сквозь узкий просвет в лицо ему сразу ударил сильный порыв ледяного ветра.

Перед Синклером открылся вид на заснеженную аллею, по которой семенила упряжка похожих на волков собак. Сани везли двух мужчин. Один, в пышной куртке с капюшоном, управлял санями, а другой, с ожерельем из косточек на шее, ехал в качестве пассажира. Въехав в широкий открытый сарай — ярко освещенный, хотя сейчас, как показалось Синклеру, был день-деньской, — сани остановились, и пассажир вылез. Слов мужчин Синклер не слышал, зато заметил в конце псарни один очень знакомый предмет — сундук, в котором он хранил бутылки.