Роберт Мазелло - Кровь и лед

13 декабря, 19.30

Вернувшись в лагерь, Майкл сразу поспешил в свою комнату, где оставил кое-какое фотографическое оборудование, после чего отправился искать Дэррила. Он был на полпути к биологической лаборатории, когда наткнулся на Шарлотту, пересекающую заснеженную аллею между модулями.

— С возвращением, — приветствовала она журналиста. — Я иду ужинать. Ко мне не хочешь присоединиться?

— Сначала работа, потом удовольствия, — ответил он, вытягивая из-под воротника парки лямку фотокамеры. — С тех пор как я последний раз фотографировал льдину, прошло уже несколько часов.

— Ну, тогда еще один час погоды не сделает. — Она взяла его под руку и потащила в противоположном направлении. — К тому же Дэррил сейчас в буфете.

— Ты уверена? — все еще упирался Майкл.

— Абсолютно, — заверила она его. — Тем более что Дэррил не любит, когда к нему в лабораторию заходят в его отсутствие.

Майкл, конечно, знал, что Дэррил терпеть не может, когда кто-то без спросу вторгается в его вотчину, но он бы все-таки рискнул. Если бы не Шарлотта, которая вцепилась ему в руку мертвой хваткой, да зверский аппетит, разыгравшийся за время поездки к китобойной станции. Майкл капитулировал, но дал себе слово, что, после того как быстренько перекусит, во что бы то ни стало заставит Дэррила отвести его в лабораторию.

По дороге в столовую Шарлотта поведала ему о том, что ходила на вызов к Лоусону, который уронил себе на ногу лыжи. Но Майкл с трудом мог сосредоточиться на ее рассказе; его опять охватило ставшее уже привычным чувство, будто в этот самый момент от него ускользает что-то очень важное, и с каждым ударом фотокамеры по груди этот внутренний зуд лишь нарастал.

— Я вот что скажу, — заявила Шарлотта, когда они ступили на порог пищеблока. — У меня в изоляторе нет ни одного больного. Если дело и дальше так пойдет, то, глядишь, шесть месяцев вахты и не покажутся мне такой уж каторгой.

В буфете они сбросили теплую одежду и, подойдя к прилавку, наполнили тарелки рисом, тушеной говядиной и взяли булочки. А вот салат в Антарктике совсем не пользовался популярностью. В столовой было непривычно многолюдно; зал был заполнен и «пробирочниками», и «батраками». Даже Экерли-Призрак, который обычно забирал упаковки с едой и неизменную коробку молока к себе в ботаническую лабораторию, сидел за одним из столиков и непринужденно болтал с коллегами. На станции не существовало строго определенных часов для приема пищи — распорядка все равно никто не смог бы придерживаться, — поэтому персонал буфета под шефством старого седеющего судового кока, который настаивал на том, чтобы его называли дядя Барни, был готов обслужить посетителей в любое время. Никто, включая даже Мерфи О’Коннора, не понимал, как поварам удавалось так ловко управляться со своими обязанностями.

Майкл заприметил Дэррила раньше, чем Шарлотта. Невысокий биолог, склонившийся над какими-то лабораторными отчетами, едва ли не полностью скрывался за горкой риса и стручковой фасоли. Журналист поставил поднос напротив Дэррила, а Шарлотта уселась рядом.

Дэррил поднял глаза, вытирая губы бумажной салфеткой.

— Какая очаровательная пара, — произнес он и, побарабанив пальцами по бумагам, добавил: — Это результаты анализа крови из винной бутылки.

Он произнес это так, как если бы сообщал новость, которую они ждали давно и с нетерпением.

— И на кой ты их притащил в столовую? — спросила Шарлотта, разворачивая салфетку.

— Дело в том, что приборы показали удивительные вещи, — ответил Дэррил.

Но как только он начал во всех подробностях живописать происхождение гнилостных микробов в крови, Шарлотта взяла булочку и заткнула ему рот, как кляпом.

— Тебя мама разве не учила, что за столом можно говорить далеко не обо всех вещах?

Майкл засмеялся, но Дэррил, вытащив изо рта сдобный кусок, продолжал:

— Когда вы узнаете, какой там уровень эритроцитов, то просто обалдеете!

Биолог, по-видимому, снова вознамерился пуститься в пространные научные выкладки, но Шарлотта твердо решила сменить тему, поэтому обратилась к Майклу:

— Слушай, расскажи-ка лучше, что интересного у тебя произошло сегодня?

Дэррил, сдавшись, открыл упаковку с темным хлебом и принялся обильно намазывать его маслом, а Майкл поведал им историю своего путешествия на норвежскую станцию и рассказал о том, что всю обратную дорогу лично управлял собачьей упряжкой.

— И Данциг тебе позволил? — удивился Дэррил.

Майкл кивнул, пережевывая жесткий кусок мяса.

— Между прочим, по-моему, я видел, как ты возвращался на снегоходе от домика ныряльщиков.

Дэррил подтвердил, что действительно наведывался к ледовым лункам.

— Правда, сегодня в ловушках не обнаружил ничего интересного. Попытаю удачу завтра.

Несколько минут они ели молча. Каждое посещение столовой на полюсе сродни особому ритуалу, ведь прием пищи — своеобразный перерыв в бесконечных сутках, благодаря которому организм может сориентироваться во времени. На полюсе нередки ситуации, когда за едой вы вдруг начинаете судорожно соображать, ужинаете вы сейчас или завтракаете. К счастью, дядя Барни несколько облегчил положение посетителей тем, что в обеденное время подавал сандвичи, а серьезные горячие блюда, такие как тушеное мясо, спагетти или мясо в остром соусе, оставлял в основном на ужин. Развивая тему, Бетти и Тина предложили по вечерам ставить на столы свечи, однако большинство «батраков» отвергли эту идею, в весьма цветистых выражениях высказав все, что они о ней думают, на специальной доске объявлений возле кабинета Мерфи.

Майкл изо всех сил старался сохранять терпение, однако не успел Дэррил допить горячий персиковый коблер, как он не выдержал и спросил:

— Ты сегодня еще собираешься побывать в лаборатории?

Дэррил, гоняя в стакане скользкий кусок персика, кивнул.

— Я бы мог пойти с тобой… Если не возражаешь, конечно, — добавил Майкл.

Биолог наконец выловил половинку персика и отправил ее в рот.

— Сейчас пойдем. Потерпи минутку. — Он скомкал салфетку и бросил в тарелку. — Мне и самому не терпится поглядеть, что там да как.

— И я с вами, — вставила Шарлотта, допивая кофе.

После того как они натянули на себя парки, перчатки и шапки с темными очками, отличить троицу друг от друга стало практически невозможно. В Антарктике люди обычно распознают друг друга по самым незатейливым признакам, например, по цвету шарфа, надписям на шапке или походке, так как, если не считать подобных неявных отличий, все люди здесь напоминают одинаковые огромные пуховые мешки с ногами в шерстяных штанах и резиновых ботинках.

Вечер выдался необыкновенно безветренным, но солнце затянулось тонкой пеленой сероватых облаков, что предвещало скорое серьезное ненастье. Поскрипывая ботинками по льду и снегу, они прошествовали мимо лаборатории гляциологии — с ледового дворика доносилось жужжание дрели — и подошли к хранилищу саней. В отдалении маячила ботаническая лаборатория Экерли, которую всегда можно было с легкостью опознать по постоянному свету ламп, освещающих растения. Уютный вид занесенного снегом лагеря напомнил Майклу о том, как на Рождество родители брали его с собой на прогулку и его переполняло томительное предчувствие, что вскоре свершится какое-то волшебство. Но если тогда удивительное ожидало его утром под елкой, то теперь оно находилось в приземистом темном модуле прямо за поворотом.