Елена Хисамова - Мистика и реальность.

В детстве Маша часто видела необъяснимые и пугавшие её сны, но роли чудовищ в них были розданы другим. Ей являлись уродливые фигуры, протягивавшие узловатые пальцы в безмолвной мольбе. Родители водили дочь по психиатрам, где она отвечала на нудные вопросы и рисовала глупые рисунки. Как-то раз Маша подслушала разговор пожилой профессорши с матерью. Только понятен он ей стал много позже, когда в школьном туалете шустрая подружка просветила её, что происходит между мужчиной и женщиной в одной постели. Та докторша считала, что Маша подверглась насилию со стороны близкого человека, явно намекая на отца. Старая карга, видимо, смогла поселить в сознание матери сомнения и отвращение к мужу, потому что вскоре после обследований родители развелись. Теперь у отца была другая семья: молодая жена и славный малыш. А мать так никогда больше замуж не вышла.

Во сне, приснившемся Маше той ночью, она сама превратилась в монстра. От затылка и вдоль всего позвоночника у неё выросли густые жёсткие седые волосы, словно грива у гиены. Крепко связанная толстыми верёвками, она извивалась на залитом кровью постаменте, будто десятки демонов терзали изнутри её плоть и пытались вырваться наружу. И издавала странные гортанные звуки, как животное. Её с трудом разбудил перепуганный Константин. Но ещё больший ужас он испытал, когда увидел на теле девушки кровоточившие потёртости, словно она изо всех сил пыталась освободиться от пут. В ту ночь они больше не сомкнули глаз.

После ещё одного дня плавания друзья причалили к чудесной песчаной отмели. С одной стороны пляж подковой опоясывали густые кусты ивняка, а посередине возвышался небольшой холм, густо заросший высокой травой. Солнце грело не по северному жарко, молодёжь с удовольствием купалась и загорала. Маша успокоилась и вздохнула с облегчением. Казалось, гармония снова вернулась в её жизнь.

Ветер достиг такой силы, что встревоженные его ураганными порывами чайки, казалось, летали хвостами вперёд. С огромным трудом путешественники причалили к берегу, упаковали катамараны и двинулись к деревне. Между рекой и лесом простиралось поле, тяжёлые колосья на нём безжалостно трепал ветер. Друзья почти бегом торопились пересечь открытое пространство и спрятаться в лесу. Пыль, мелкий сор, сухая трава – они шли, почти зажмурившись, но Маша всё же заметила нечто странное. Кое-где колосья были переплетены, надломлены и связаны странным образом в пучки жита. Она окликнула Костю, показала на закрутки и, перекрикивая завывание бури, спросила, что это. Парень нахмурился, пожал плечами, взял её за руку и почти потащил за собой в сторону спасительного бастиона деревьев.

Измученные и вымокшие до нитки они добрели до последней кособокой избушки. За мутными грязными стёклами единственного оконца метался слабый свет керосиновой лампы, и дверь была открыта настежь, словно их здесь давно ждали. Они робко потоптались в сенях, пристроили возле стены багаж и вошли без приглашения в жилую часть дома.

В комнате никого не оказалось. Посередине стоял большой, грубо сколоченный стол. На нём в чугунке исходила ароматным паром отварная картошка. Свежеиспечённый каравай в отсветах дрожащего пламени лампы дразнил путников золотистыми боками. Соленья, орехи, мочёные яблоки и бутыль мутного самогона привела приятелей в восторг. От небольшой печи в замысловатых изразцах струилось тепло. Не в силах противиться искушению, молодёжь расселась на лавках вокруг стола и навалилась на угощение. То ли сказалась усталость, то ли крепка была хозяйская самогонка, все быстро захмелели и начали клевать носом.

Маша пыталась сопротивляться накатывающей дрёме, но глаза слипались против её воли. Девушке казалось, что она двигается, словно насекомое, попавшее в сироп. У неё не хватало сил поднять руку, встать со скамьи. Она отрешённо смотрела, как друзья один за другим засыпали на месте, мгновенно – так выключаются детские игрушки на батарейках.

Вдруг откуда-то потянуло сквозняком, пламя лампы затрещало и едва не погасло. Девушка почувствовала, что за спиной кто-то стоит, но обернуться не могла. Она ощутила чужеродное присутствие и холод, исходивший от него. В ужасе Маша пыталась позвать на помощь, но не издала ни звука. Безмолвная и недвижимая она осталась совершенно беспомощной перед злом, затаившимся за спиной. Через мгновенье некто наклонился к ней и принялся шёптать непонятные слова, от которых ужасная дрожь начала сотрясать её тело. Голову пронзила страшная боль, а мучитель шептал всё быстрее, приблизив губы почти вплотную к уху. Маше казалось, что ей в мозг втыкают раскаленные иглы. Из носа и ушей девушки тонкими струйками потекла кровь. Внезапно шёпот, а с ним и боль прекратились. Ледяными руками нечто схватило её за плечи и резко развернуло к себе. Маша хотела закрыть глаза, чтобы не смотреть на чудовище, но тело не слушалось её. Она увидела старца с длинными седыми волосами и бородой. Из-под косматых бровей он злобно буравил её глазами, вернее одним глазом, так как дед был настолько кос, что ни зрачка, ни радужки второго не было видно. Во рту, искривлённом в злобном оскале, торчали редкие и острые, словно клыки хищника, зубы. Старик начал медленно наклоняться к лицу, будто собирался поцеловать её в губы. Продолжая цепко держать девушку за плечо холодной костлявой рукой, вторую он запустил в волосы на затылке и больно схватил их. Машу замутило от отвращения, а мерзкий старик всё ближе придвигался в ней. Губы их почти соприкоснулись. Девушка почувствовала, как что-то влажное скользнуло по уголку рта, хотела закричать, и оно тут же устремилось внутрь неё. Спазмом сдавило горло, и Маша начала задыхаться. Косой глаз деда внезапно встал на место, и в его зрачке девушка, как в зеркале, увидела своё перекошенное страданием лицо. Постепенно оно начало искажаться и превратилось в безобразную демоническую маску.

Маша потянулась, разминая мышцы, и в этот момент услышала чуть слышный смешок. Девушка вздрогнула: недавний кошмар тут же всплыл в памяти. Она резко обернулась и замерла. Возле печи стоял дедок. Он был сед и бородат, но волосы его были пострижены аккуратной скобой, а борода заплетена в смешные тонкие косицы. Старик был одет в длинный чёрный балахон в пол, подпоясанный куском пеньковой верёвки.

Привидевшийся ей во сне старец не имел ничего общего с хозяином дома, но Маше вдруг стало жутко – один глаз старика слегка косил. Дед, пристально глядя на неё, равнодушно произнёс: «Проснулась. Вот и славно». Под его взглядом она почувствовала, как сердце, словно сжалось и остановилось на секунду, и всё похолодело внутри. Потом старик повернулся к печи и деловито задвигал чугунками с каким-то булькающим в них варевом. Маша осторожно встала из-за стола и принялась тормошить разоспавшихся друзей. Они очумело таращились на неё мутными глазами и поначалу не понимали, где они, и что происходит.