Мария Бережная - Дом без номера

Так что не торопись, братишка. Возвращайся, когда сможешь. А я буду, как последний пижон, бродить под ливнем с зонтом, с которым гулял по Нью-Йорку сам Том Уэйтс. Сказать по правде, я всегда мечтал немного побыть пижоном.

А ведь мы с тобой похожи, несмотря на разницу в пять сотен лет, правда?

Хорошей ночи, братишка! Возвращайся, когда в твоей душе наступит утро».

«Ты и есть пижон!

Рад, что ты наконец-то нашел себе местечко по душе. Иметь свой дом – это очень важно.

Ты прав, мы действительно вовремя поменялись местами. Знаешь, меня сейчас совершенно не тянет философствовать. Давай-ка я лучше расскажу тебе, где я.

Я в Питере! Удивлен? Вижу, что не очень. Сижу в пабе и смотрю на людей, которые выходят из зала после моего концерта. Это ведь так просто – отыграть концерт, стереть лицо и выйти в паб. Я закрываю глаза и настраиваюсь на души проходящих мимо. Это непередаваемое чувство. Знаешь, похоже, из меня получился хороший музыкант. Почти в каждой душе звучит фрагмент какой-нибудь из моих сегодняшних песен. И это хорошо, потому что завтра будут другие. Эти, сегодняшние, забуду даже я сам.

Вот сейчас допишу письмо и сяду сочинять новую песню. Пожалуй, она будет про яркое солнце, синее небо и уснувший вулкан, в жерле которого живет один волшебник. И пока спит вулкан, этот волшебник тоже дремлет…

Никого не напоминает?

Хорошего тебе утра, брат! Спи. Даже отсюда я смогу посторожить твой сон».

Герцог дочитал последнее письмо и задумчиво посмотрела на притихшую Цилю.

– Знаете, я думаю, что вы должны положить все эти письма обратно в ящик. Наверное, только так они и могут получать весточки друг от друга. Я не знаю, как это работает. Но, должно быть, дело в этом.

Циля подумав, кивнула. Новый жилец ей нравился всё больше и больше. Вечером, когда он, распаковав вещи, позвал ее на прогулку по городу и оказалось, что двое приезжих знают Петербург гораздо лучше его коренных жителей, она уже была готова в него влюбиться.

Но и здесь Герцог опередил ее.

Вы, часом, не подумали, что один из этих братьев, музыкант, – это Билли? Конечно, нет!

Каждый музыкант чем-то похож на других, но каждый сам по себе. Если он, конечно, по-настоящему талантлив. Те из них, кто не тарабанит по клавишам и не рвет струны, а рождает музыку душой, частенько приходят в Цилино кафе, а порой и устраивают в нем концерты. Платы при этом не берут: внимание слушателей – лучшая награда. А посетители в этом кафе особые. Да вы и сами это знаете.

Каждый приходит к музыке своим путем, вот как Билли. Кому-то помогают. Иногда тебя направит на нужный путь дружеский тычок или даже хороший пинок. А иногда ты сам укажешь кому-то дорогу к настоящему мастерству.

Опять я про путь… Когда же я-то наконец смогу вырваться?! Моя флейта становится всё тяжелее, словно она уже не верит в меня.

Иногда я слышу, как вздыхает Дом. Он тоже притих и ждет чего-то. Это не похоже на привычное ожидание чуда или подарков на Новый год, если так вам будет понятнее.

Я и хотел бы уйти, но по-прежнему не могу. Прости, Коломбина! Поругай меня, может, тебе станет легче.

Ладно, хватит уже мне жаловаться. Давайте просто послушаем блюз!

Конечно, никакая она была не старушка. Но когда тебе одиннадцать, люди старше тридцати кажутся по-настоящему старыми. И ты думаешь, что уж им-то никогда не было одиннадцать лет, а если и было, то давным-давно – еще когда по земле ходили динозавры.

Дейзи было тридцать четыре. Она жила у реки, в старом доме с круглым окном. В городе этот дом пользовался дурной славой из-за своей непохожести на другие жилища. В частности, из-за огромного окна в гостиной: куда бы вы ни пошли, дом словно наблюдал за вами этим круглым глазом. А еще из-за странной таблички с надписью «Регина», прибитой над входом. И, конечно же, у него имелась башенка. Какой загадочный дом без башенки? Кривоватая, она как будто осталась от другого здания, которое раньше стояло на этом месте.

Дейзи любила шутить, что ее дом когда-то был за́мком: и башенка, и окно остались с тех времен. Она гордо звала его поместьем «Регина» и чувствовала себя совершенно счастливой.

В детстве Дейзи пострадала на пожаре, и что-то тогда случилось с ее глазами – с тех пор она не могла смотреть на яркий свет. Поэтому даже в пасмурный день ходила в стареньких темных очках, которые в обрамлении коротких и жестких рыжих волос придавали ей особый шарм. Сама Дейзи клялась, что такими волосы стали после пожара, раньше она была блондинкой цвета спелой пшеницы и меда. Кстати, именно мед и пшеницу она не ела. Зато всегда носила с собой гитару, которая висела за спиной в черном чехле, украшенном тряпичными листьями. Она говорила, что на самом деле это настоящие осенние листья, которые так любят блюз, что решили путешествовать по миру, притворившись украшениями на чехле гитары. «Они мои самые верные поклонники!» – смеялась Дейзи.

Я впервые познакомился с ней, когда по просьбе Ба бежал в магазин. Дети редко передвигаются как-то иначе, только бегом. Дейзи стояла под деревом, закрыв глаза руками, рядом лежали ее сумки (наверное, она шла из магазина), а чуть подальше, на самом солнце, валялись черные очки. Видимо, кто-то из подростков постарался. Некоторые ребята в нашем городе так развлекались – ловили того, кто слабее, и издевались над ним. В этой группе маленьких волчат верховодил пятнадцатилетний Джим. Он ненавидел буквально всех и понимал, что, пока он несовершеннолетний, ему всё сойдет с рук.

Промчаться мимо Дейзи на велосипедах и на ходу сбить с нее очки – любимое развлечение этой компании. Но та на них не злилась. Иногда она смотрела на Джима так, словно видела его будущее и что-то в этом будущем ей настолько не нравилось, что она не хотела создавать парню проблемы здесь и сейчас.

Итак, я поднял очки Дейзи, вытер их о футболку и протянул ей. Пока она пристраивала их на носу, я взял сумки. Почему-то стало стыдно и неловко.

– Давайте я провожу вас!

Дейзи поблагодарила.

Вот так, с неловкости и стыда за чужую жестокость, с благодарности и яркого солнечного дня началась наша дружба.

Мы дошли до дома с круглым окном. Дейзи напоила меня лимонадом, а потом мы сели в два старых скрипучих шезлонга, которые, как она сказала, «сбежали с пляжа в поисках свободы». Шезлонги, по ее словам, шли очень долго, поэтому краска на них облупилась. Они голосовали на дорогах, но никто не хотел останавливаться, пока Дейзи, проезжая мимо, не подобрала их. И вот теперь они живут здесь.

– Хочешь, я тебе сыграю их песню?

Я кивнул. Сказать я ничего не мог. Поверьте мне на слово: малиновый лимонад Дейзи – это самое вкусное, что я когда-либо пробовал. Невозможно говорить, пока его пьешь.