Джим Батчер - Холодные деньки

Я уже было открыл рот, и снова закрыл его. Я мог это себе представить достаточно ярко — Мейв, опьяненная новообретённой властью, хихикает, пытает и убивает направо и налево только потому, что теперь может это делать. Мейв была из тех, кто живёт ради того, чтобы отрывать у мух крылья.

И я мог довольно уверенно сказать, чьи крылья первыми попадутся ей на глаза.

— Ну что тут сказать, дело — дрянь, — ответил я.

— Именно так, — сказала Мать Лето. — А если ты исполнишь приказ Мэб?

— Мантия Мэйв перейдёт к кому-то другому, — сказал я. — И если…. противник? Безопасно ли будет, если я скажу так?

Мать Лето улыбнулась.

— Поэтому мы и используем это слово вместо имён, Сэр Рыцарь. Да.

— Если противник захватил Мэб, тогда именно он будет выбирать того, кто примет мантию Зимней Леди. Значит, две трети Зимнего Двора будут под его влиянием, — я оглянулся через плечо на избушку. — А это, кажется, может быть не очень хорошо для Матери Зимы.

— Действительно, — сказала Мать Лето. — Мы все уязвимы для тех, кто к нам близок.

— Никогда бы не подумал, что эта милая старушка с тесаком может быть с кем-то близка, мэм.

Морщины в уголках глаз Матери Лета стали глубже.

— О, она… Как это там говорят? Умеет заговаривать зубы. Но, хоть и по-своему, она всё же проявляет заботу.

В ответ на это я мог бы скептически выгнуть бровь.

— Вроде того, как она по-своему выражает то, что я ей нравлюсь? — спросил я.

Мать Лето ничего не отвечала, пока наши шаги не завели нас ещё глубже в лес.

— Подчас близко связываться со смертным бывает очень трудно.

— Для вас?

— Для всех Фэйре, — ответила она.

— Что вы имеете в виду?

Она указала на себя:

— Внешне мы очень похожи на людей, так ведь? По крайней мере, большинство из нашего народа… а остальные имеют сходство с другими существами из смертного мира. Гончими, птицами, оленями, ну и так далее.

— Бесспорно.

— Вы бесконечно увлекательны. Мы зачинаем детей со смертными. Подстраивается под времена года смертных, колеблемся им в такт. Танцуем под музыку смертных, делаем наши дома похожими на жилища смертных, с удовольствием питаемся едой смертных. Мы во многом становимся всё более похожими на них, но всё же мы — это не они. Многое из того, о чём они думают, что чувствуют, и очень многое из того, что они делают, для нас просто непостижимо.

— Да мы и сами не до конца себя понимаем, - ответил я. — Думаю, для вас это уж точно должно быть сложно.

Мать Лето улыбнулась мне, и я мне показалось, будто наступил первый день весны.

— И это действительно так.

— Но вы ведь хотели что-то этим сказать, мэм, — произнёс я. — Вы ведь не просто так подняли эту тему.

— Да, — ответила она. — Зима холодна, Сэр Рыцарь, но не настолько холодна, чтобы сердце промёрзло насквозь.

— Чтобы сердце могло промёрзнуть, его нужно иметь, мэм.

— У тебя оно есть.

Я шел некоторое время, обдумывая это.

- Вы говорите, что у меня есть шанс остаться собой?

- Я много чего говорю, - сказала Мать Лето. - Есть ли у тебя шанс остаться самим собой несмотря на тенденцию мантии формировать твои мысли и желания? У всех Рыцарей, Зимы и Лета, есть этот шанс. Большинство терпит неудачу.

- Но это возможно, - сказал я.

Она посмотрела на меня и ее взгляд был более бездонным, чем само время.

- Возможно все.

- Ах, - сказал я, понимая. - Мы в действительности говорим не обо мне.

- Мы говорим, - сказала она безмятежно, отворачивая взгляд. - И мы не говорим.

- Мм, - сказал я. - Я тут немного запутался. О чем мы конкретно говорим?

Мать Лето улыбнулась мне.

И затем она просто замолчала.

Говорили? Не говорили?

Я сохранял невозмутимое выражение лица, в то время как мой внутренний неандерталец сначала брызгал слюной, а затем пришёл в неистовство, принялся громить воображаемый продуктовый отдел, опрокидывая полки и разбрасывая фрукты в бессильной ярости, и орать: «ПРОСТО СКАЖИТЕ МНЕ, ЧЬЮ ЧЕРЕПУШКУ НУЖНО РАСКОЛОТИТЬ ДУБИНОЙ, ЧЁРТ ВАС ВСЕХ ПОБЕРИ!»

Чертовы фэйре. Они меня в могилу сведут.

— Для соблюдения равновесия, — сказал я, — было бы хорошо, если бы теперь я задал вам вопрос, мэм.

- Я одобряю вопрос. Но я не даю обещаний, относительно ответа.

Я кивнул.

- Кто вы в действительности?

Мать Лето остановилась на своем пути и обернулась, чтобы взглянуть на меня. Ее брови поползли вверх.

- Это очень существенный вопрос.

— Знаю, — сказал я. — Это всё Хэллоуин виноват.

— И почему же, позволь узнать?

Я пожал плечами, мы пошли дальше, а я стал объяснять:

— Просто праздник заставил меня задуматься: маски. Я знаю одного персонажа из древних сказок, который жив, здоров и скрывается под чужим именем. Почему бы не быть и другим?

Мать Лето склонила голову, скорее, в знак, что услышала меня, или допускает такую возможность, чем соглашаясь.

— Всё меняется, — сказала она. — Бессмертные с трудом принимают перемены. Но это происходит с каждым.

— Я назвал Мать Зиму именами Атропос и Скульд, потому что они, похоже, подходят ей, — продолжил я. — Я к тому, что она, по всей видимости, любит острые предметы.

На губах Матери Лето на мгновение появилась ослепительная улыбка, затем снова исчезла.

— Дурак бы до такого не додумался, — похвалила она. — Да, она действительно была когда-то известна под этими именами. Но ты всего лишь догадался об именах одной из её масок — и не самых могущественных из наших имён.

— Наших? — переспросил я. — Подождите. Я запутался.

— Знаю, — сказала она. — Вот мы и пришли.

Мы остановились посереди лесной тропинки — в месте, которое на вид ничем не выделялось из окружающего пейзажа. Мать Лето остановилась и, нахмурившись, взглянула на меня.

— Ты одет крайне неподходяще.

- Не волнуйтесь об этом, - сказал я. - Я могу справиться с холодом.

Она отпустила мою руку, окинула меня взглядом сверху вниз, положила ладонь на ручку корзины, которую несла на сгибе локтя и сказала:

- Что-то немного менее… неофициальное было бы уместнее, я думаю.

Я уже раньше изображал куклу Кена для стилистов-фэйре, так что не был особо шокирован, когда моя одежда начала корчиться и изменяться на глазах. Когда в своё время это делала Леанансидхе, я провёл в машине полчаса страданий, пока один причудливый и недостойный наряд сменялся другим. На этот раз было иначе.

Ткань моей одежды превратилась в идеально подогнанный стальной доспех. Впрочем, скорее всего, не стальной, а из того же металла, что у Сидхе. Броня была простой и функциональной, без орнаментов — нагрудник, наручи, большие оплечья на плечах. Тяжелые щитки, свисающие с нижней части нагрудника, защищали бедра. Ноги спереди и сзади покрывали наголенники. Все детали были чёрные и блестящие, при прямом освещении отливающие тёмно-фиолетовым и тёмно-синим.