Роман Лерони - Багряный лес

— Ты спрашиваешь, что я думаю по этому поводу?

"Ты всегда меня правильно понимал. Так что?"

— Если тебе не трудно — организуй… Думаю, что у меня есть, что им сказать.

"Мне трудно? — изумился Сувашко. — Что ты такое говоришь? Я организую тебе все в лучшем виде!".

— Только большая просьба, Михаил: сделай так, чтобы все эти мероприятия не затянулись больше, чем до девяти часов вечера.

"Что-то очень важное?"

— Больше, чем ты думаешь.

"Хорошо, я в беде тебя не оставлю, — пообещал секретарь, и возвращаясь к дружественному тону, добавил: — Да, ты поторопись, пожалуйста, иначе шампанское выпустит весь газ".

— По какому случаю праздник? — поинтересовался Переверзнев.

"А ты не знаешь? У самого хорошее настроение. Он доволен тобой: освободил десять человек — это не так просто".

— Но штурм провален! — в возмущении немного повысил тон Олег.

"Ну, — спокойно ответил Сувашко, — у каждой медали есть две стороны. Здесь все в порядке, — уверил он, — так что можешь приезжать смело: ты сегодня здесь на белом коне. Пока"…

— Пока, — растерянно ответил Переверзнев. Он совершенно ничего не понимал. Если секретарь Президента говорил о шампанском — значит, это так и было на самом деле. "На белом коне"… Трудно привыкнуть к странностям жизни даже тогда, когда прожил половину столетия: иногда бывает, что теряя одно, приобретаешь другое, более ценное чем прежнее.

Стараясь не думать о причине того, почему он делает это, Переверзнев открыл автомобильный гардероб и стал переодеваться: после падения на лестнице, костюм, который был сейчас на нем, пришел в негодность для того, чтобы в нём можно было появиться в президентских апартаментах, тем более идти на свидание с женщиной в ресторан.

Он предчувствовал, как мало хорошего осталось в его жизни, чтобы в эти моменты, "езды на белом коне", думать о плохом. Надо было с жадностью собирать те крохи радостей, которые были ему пока доступны, чем он и занимался.

— Когда будем в Конча-Заспе, Дима?

Водитель бросил взгляд на часы:

— Движение очень плотное, Олег Игоревич, но думаю, что если постараться, — он полез в специальный ящик за проблесковым маяком, — будем у Президента не позже, чем через двадцать минут.

— Езжай спокойно — без иллюминации, — приказал министр, и водитель положил маяк на место.

С переодеванием было окончено. Было приятно ощущать на себе свежесть чистой и новой одежды. Автомобильный гардероб Переверзнев комплектовал сам. Там было все: спортивный костюм, обувь и инвентарь (иногда случалось так, что надо было несколько сетов побегать с теннисной ракеткой по корту, или посидеть со спиннингом на берегу озера или реки — деловые свидания часто носили окраску отдыха); там же висел дорогой смокинг — для особо торжественных случаев, кроме официальных (на официальные министру следовало облачаться в парадную форму, что он делал, по известным причинам, без особого удовольствия), выходная одежда, которую он одел сейчас, нисколько не смущаясь от того, что будет выглядеть весьма необычно среди своих коллег (запасного рабочего костюма у него не оказалось — не предусмотрел, что… Прочь эти мысли! Прочь!). Сейчас на нем были свободные, дорогие и красивые джинсы (что уже само по себе из ряда вон по случаю предстоящего совещания), короткая кожаная куртка и клетчатая (ковбойская — как называл ее Олег, и как было на самом деле) сорочка. Дополняли наряд, не в техасском, конечно, стиле, мягкие, спортивного вида туфли и ремень. В такой одежде он чувствовал себя полностью свободным и помолодевшим, и представлял себя в своем служебном лимузине, как случайного пассажира, которому необыкновенно повезло, и его согласились подбросить на столь дорогой "тачке".

Вообще давно отмечено и применяется умными людьми там где и когда надо, что одежда способна управлять человеческим поведением. Говорят: "Положение обязывает", но забывают добавлять, для точности и справедливости: "Одежда требует". А она требует много, и можно неожиданно многое открыть в себе, одев на себя совершенно непривычный смокинг: сразу появляется осанка, голос утяжеляется до торжественности, а с губ, хочешь этого или нет, так и сыпется одна любезность, хотя до этого за собой такого никогда не замечал. Возможно, из-за этого в прошедшие века, да кое-где и сейчас остался, обычай переодеваться по несколько раз на день: к завтраку, к чаю, для гостиной, для библиотеки, для гостей, друзей… Масса была поводов, чтобы быть разным человеком, не зацикливаться на каком-то одном стереотипе поведения, а быть по-настоящему свободным. Правда, как ни жаль, такая свобода доступна немногим, так как требует значительных материальных затрат — изменить человека и требовать чего-то от него может только настоящая одежда, купленная не на рынках или в торговых рядах, а в фирменных салонах. Именно поэтому одежда там так дорогостояща. Дорога потому, что приобретаешь вместе с нею свободу.

Министру хорошо помнились далекие Перестроечные времена, когда новой одеждой, купленной в комиссионных магазинах, люди, особенно молодежь, выражали свое несогласие жить по-прежнему, по-старому: можно было видеть батники с надписями на груди и спине: "Перестройке — ДА!", "Мы с Горбачевым! А ты?", и многое другое, в котором легко, если не броско, читалось стремление к изменению жизни, к свободе. Наверное, такое отношение к одежде сложилось только у людей в постсоветских государствах, там, где были в памяти расстрельные судовые процессы над спекулянтами джинсовыми брюками в 60-е годы XX столетия.

Переверзнев улыбнулся своим размышлениям. Ему было приятно ощущать себя более раскованным, и кто знает, что произошло бы там, в Новограде-Волынском, на автовокзале, окажись на нём эта самая одежда. Кто знает…

Теперь он думал о Чернобыле.

С самого своего первого дня на министерском посту, эта Зона стала для него настоящей головной болью. По распоряжению Президента Украины, охраной территории, которая теперь, после увеличения радиуса на пять километров, составляла без малого четыре тысячи квадратных километров, занимались специальные подразделения Министерства Внутренних дел. Но с момента ликвидации аварии на АЭС на работу подразделений отпускалось ничтожно мало средств, словно кто-то из чиновников решил, что в Зоне ничего страшного произойти не должно, кроме того, что уже произошло. Наверное, поэтому и назвали Чернобыльскую зону "Зоной отчуждения", потому что она оказалась никому ненужной, кроме преступников, которые быстро поняли, что с недостатком внимания со стороны МВД к такой огромной территории, они быстро превратят в ее в свою вольницу. Давно прошли шумные процессы над теми людьми, которые, нарушая Закон, создавали в Зоне коммерческие предприятия (при этом непонятным образом получая для своих махинаций бюджетные средства), и под их прикрытием разворовывали имущество, оставленное жителями во время эвакуации, а также дорогостоящее оборудование, которое использовалось для ликвидации аварии. Так был продан в Англию кран, с помощью которого сооружался всему миру известный саркофаг, или объект "Укрытие". За десятилетия Зона оказалась разворована полностью, за исключением, разумеется, самой атомной станции. Тут, слава Богу, у чиновников было достаточно ума, чтобы не урезать финансирование подразделений, которые занимались охраной станции, и принадлежали СБУ — понимали, что в этом случае до второго взрыва, более мощного, чем прежний, рукой подать. Все было бы хорошо, если бы болезнь по имени "Чернобыльская зона", перейдя раньше в хроническое состояние, не стала в последние годы обостряться. Уже не было в Зоне ничего ценного, что можно было украсть, так преступники стали ее использовать для того, чтобы скрываться в ней, в ее лесах, болотах, заброшенных поселках, городках от правосудия. И если бы они там просто сидели… Как, в свое время Переверзнев узнал от Нечета, в Зону частенько наведывались те, кого в мире считали, если можно так сказать, "ведущими террористами". Точно неизвестно, чем они там занимались, но настораживало одно совпадение: во время таких визитов, в Зону, правдами и неправдами, пробирались и останавливались лагерями незаконные военизированные организации. Пробирались со всего мира: России, Кавказа, Африки, Ближнего Востока, Латинской Америки, по одному, но в одно и то же место… Когда Переверзнев, с любезного разрешения Нечета, прочитал список лиц, которые "посетили" Чернобыль, у него зашевелились волосы на голове: практически не было ни единого имени, которого не было в секретных формулярах Интерпола. Эти люди были известны за рубежом, как самые кровожадные и непримиримые экстремисты и террористы, на руках которых десятки и сотни жертв!.. И они были совсем рядом с АЭС, в центре Европы! Одно их присутствие должно было означать катастрофу для всего европейского континента.