Роман Лерони - Багряный лес

— Эффектный конец, правда? — разочарованно спросил Том у остальных, кто остался с ним в зале. Три человека в белых халатах молча сверлили гостя взглядами. — Большая просьба, джентльмены, больше не обвинять меня в пацифизме! Это слово с этого момента я ненавижу больше всего в своей жизни…

Ему ответили дружным смехом. Они подошли к нему и стали по очереди протягивать для знакомства руки.

— Рик Телингтон, — представился первый. — Биолог. К вашим услугам, мистер Редерсон. Что нового снимали — снова фронт?

— Да, русских в Прибалтике.

— Серьезная картина?

Уже в прокате. Много войны в каждом кадре.

— Это нам и нужно. Возможно, Фридбах бы на самом деле поменял свои взгляды на мир и войну, если бы действительно смотрел ваши фильмы… Мне не очень хочется вас разочаровывать, но хвалил он вас только из вежливости. Пожалуйста, не обижайтесь, но я говорю правду.

— Что вы?! Как раз напротив! Теперь мне многое становится понятным.

Доктор только-только привык к радио. Он закоренелый консерватор, и признает прогресс только в своих изобретениях. К кинематографу же он относится хуже, чем к Гитлеру. О войне знает только из газет, ну, и радио, конечно, но сами знаете, какие краски напускают журналисты и репортеры — не разберешь, где правда, а где вымысел…

— Тед Макгредер. Можно просто Макки…

— Это он для того, чтобы от своих обезьян не отличаться! Ха-ха!..

— Не обращайте на них внимания, мистер Редерсон…

— Зовите меня Томом.

— Хорошо. Не обращайте внимания на этих хохотунчиков, Том. Это не люди, а полные дураки и абсолютные болваны, над которыми смеются даже мои шимпанзе. Но с ними не так и плохо — поверьте мне, человеку, который проторчал с этими полоумными полгода в Вонючем городе…

— Простите, как вы сказали: "Вонючий город"? Это название новое? Мне же известно другое…

— Все верно — Восточный, но мы не могли не отметить его столь броскую достопримечательность, как зловоние.

— Это действительно ужасно! Я едва сразу же не умер на трапе самолета.

— Могло случиться и такое. И все это из-за этого Макки…

— Это, правда, из-за вас?!

Макгредер густо покраснел и метнул полный гнева взгляд в сторону своих товарищей.

— Да. То есть — нет!.. Не именно из-за меня. Это из-за животных. В городе живет около полусотни обезьян, шимпанзе, и примерно столько же свиней. Уборка отходов их жизнедеятельности не предусмотрена проектом. Вот и запах. Кроме этого, очень большая смертность: дохнут от жары и болезней. Командование по этому поводу не больно переживает.

— Город обезьян?!

— Да, и свиней. Превосходные такие…

— Для чего?

— Они — это "биологические объекты поражения"". Человека на испытаниях под взрыв никто бросать не будет, чтобы узнать, что с ним после этого случится. А животные… Они всегда помогали человеку в исследованиях. На них перепробовали все: лекарства, яды, газы, болезни… Ведь шимпанзе и свиньи по строению организма, его органов, очень схожи с человеком. Вот и сгорят они завтра в атомном огне.

— Но зачем пятьсот животных, когда можно обойтись меньшим количеством?

— Об этом, Том, спросите Нормана Фридбаха. Город и население — его идея полностью.

— Сумасшедший человек!..

— Мы тоже так думаем… Рой Вильсон — инженер-строитель, архитектор.

— Так это ваши чудеса?

— Какие?

— Небоскребы, мосты, река и пруд…

— Озеро.

— Что?..

— Это озеро, говорю. Его глубина около ста тридцати метров.

— И как вам только это удалось?

— Об этом тоже спросите Пустоголового Фрэда.

— Кого?

— Это мы так Нормана между собой окрестили.

— Но все же!.. Как это ему удалось?

— Очень быстро. Несколько секунд.

— Не может быть!

— Еще как может, Том. Он там бомбу взорвал, а из ее воронки море получилось.

— Просто невероятно. А вода откуда?

— Да оттуда же. Там после взрыва открылось множество родников и подземная река.

— А мосты?..

— Это уже фокусы Вильсона.

— Никаких фокусов, — протягивая руку Тому, возмутился Вильсон. — Зовите меня просто Вильсоном, мистер Редерсон. Я к такому обращению больше привычен. Касательно мостов… Все настоящее и работоспособное. Работали над этим около года.

— Он этим гордится.

— Не меньше, чем ты своими макаками.

— Вот так и живем…

— Строили Восточный сколько времени?

— Что-то около года. Грандиозный замысел, но абсолютно бесполезный.

— Почему?

— Разумеется, польза здесь какая-то есть. Определенно есть. Но только военная. Если бы такой же город построить в каком-нибудь другом месте — его ценность была бы гораздо большей, — Рой снял и протер полой халата очки. — Понимаете, я гражданский строитель, для которого очень важно, чтобы в его домах жили люди, и эти дома стояли долго и крепко. Грустно осознавать, что все тобою и другими построено для того, чтобы быть разрушенным. Это противоречит человеческой природе: созидать с пользой для будущих поколений.

— Из ваших слов следует определенно одно — вы не в дружбе с Фридбахом.

— Они в жестком противостоянии, — уточнил Макгредер.

Зоолог курсировал между холодильниками и столом, расставляя на зеленом сукне консервы, столовые приборы, бутылки с напитками.

— Но эта борьба без равных условий для сторон. Пустоголовый Фрэд постоянно находит какие-то недоделки, ошибки в конструкциях и обвиняет в этом Роя. По правде говоря, виноваты строители, которые халтурили вовсю, чтобы уложиться в сроки. Норман Фридбах это прекрасно понимает, но не умеет мирно сосуществовать со своими оппонентами. Мало того, в игре с Вильсоном он использует подтасованную колоду, и обвиняет его в умышленном саботаже. Это очень серьезно. — Он сделал пригласительный жест рукой. — Прошу составить компанию за трапезой. Том, вам надо поесть. На вас жалко смотреть после знакомства с "главной достопримечательностью" города.

— Огромное спасибо за приглашение, — сказал Редерсон и прошел к столу. Он чувствовал себя слабым, и завтрак был бы совершенно не лишним, чтобы восстановить силы перед нелегким днем.

— Неужели профессор столь категоричен? — вернулся он к теме разговора.

Телингтон, биолог, намазывая паштет на ломоть хлеба, тотчас замотал головой:

— Вы неверно подбираете определения. "Категоричность", смысл этого слова не может быть применим к Пустоголовому Фрэду. Здесь уместно другое. — И он многозначительно постучал рукоятью ножа себя по виску. — Он свихнулся на собственном величии. Это горький удел всех варваров, разрушителей. Гордыня старика ищет противостояния со всеми. Его терпят, но его выходки и непримиримость могут скоро надоесть. С каждым днем он становиться все более заносчивым и нетерпимым.

— Может быть этому есть какое-то другое объяснение, чем гордыня? — спросил Том, сооружая для себя "многоэтажный" сэндвич.