Мария Барышева - Дарители

— Нет, нет, не нужно, — торопливо произнес Сканер. — Вещи ценные, и я бы не хотел… я прекрасно справлюсь сам. Вы мне только покажите, где…

— Зайдите в кабинет, — Леонид Антонович посторонился в дверях, пропуская Сканера, потом кивнул охранникам. — Все в порядке, смотрите за лестнице, а когда выйдет этот господин, проводите его в зал. Решили вручить подарок в самый разгар торжества?

Сканер неопределенно махнул рукой и прошел в кабинет, заметив, как охранники неторопливо направились к лестнице. Дверь за ним захлопнулась, резко оборвав долетавшую снизу песню, но слова продолжали звучать в его голове, только голос, выпевавший их, изменился, стал выше и чуть зафальшивил — давно знакомый голос Яны.

Сканер задышал глубже. Кабинет расплылся в его глазах, потом дрогнул и вдруг стал необыкновенно четким. Его бросило в жар, потом в холод, и он едва сдержался, чтобы не повернуться и не выбежать прочь, хлопнув дверью. Потолок и стены надвигались, давили, словно у него неожиданно случился приступ клаустрофобии. Опасность была разлита по всему пространству кабинета — опасность почти осязаемая, как если бы где-то здесь притаилось нечто зловещее, выжидая, пока он подойдет поближе. Не спасали ни современная обстановка, ни яркий свет — Сканеру чудилось, что он каким-то нелепым образом попал в комнату готического замка из страшного рассказа. Он сделал несколько неуверенных шагов вперед, и с каждым шагом концентрация опасности увеличивалась, воздух словно сгущался, давил на глаза. Повинуясь собственному чутью, Сканер повернул голову и увидел источник этой опасности раньше, чем Леонид Антонович сказал:

— Вон там, за шкафом, в целости и сохранности. Но, конечно, если эти вещи настолько уж ценны, следовало бы их получше упаковать, а не перевозить в какой-то… Эй! Вам плохо?!

— Нет-нет, — пробормотал Сканер, пристально глядя на стоявшую возле шкафа большую грязно-коричневую коробку, исчерканную надписями на иностранном языке — даже не коробку, а…

Склеп

Интересно, он чувствует то же, что и я? Нет, вряд ли… Но он точно что-то чувствует. Ему очень не по себе.

— Вы ее открывали?

— Для проверки — естественно, — удивленно ответил Леонид Антонович, садясь за стол. — А больше нет — не имею, знаете ли, привычки шарить по чужому. Но вы, конечно проверьте — тут не до тактичности.

А ведь врет!

Леонид Антонович, казалось, не склонный больше обсуждать эту тему, углубился в какие-то бумаги, лежавшие на столе. Сканер задумчиво посмотрел на его склоненную голову, потом его взгляд быстро скользнул по столу и задержался на настольных часах. Он шагнул в сторону коробки, но тут же вернулся обратно, глядя на часы со все возрастающим любопытством. Виктору Валентиновичу, наверное, понравились бы такие. Обнаженная длинноволосая девушка стояла на массивной подставке, имитирующей вершину скалы, и держала в высоко поднятых над головой руках круглый циферблат с римскими цифрами и фигурными стрелками. Скала была сделана из темной бронзы, а сама девушка — из более светлой, золотистой, мягко поблескивающей под электрическим светом; она стояла, напряженно вытянувшись, почти приподнявшись на пальцах босых ног, в едином, устремленном вверх порыве, готовая сорваться и улететь, унося с собой время… Сканер наклонился ниже, облизнув пересохшие губы. Девушка была адски похожа на Яну. Ее лицо, ее волосы, фигура… сомнений быть не могло. В ней единственной не чувствовалось угрозы. Бронзовые губы улыбались одобрительно. Все было правильно, да, правильно…

— Какие красивые у вас часы, — прошептал Сканер, и его рука потянулась к талии девушки. Леонид Антонович вскинул голову и посмотрел на него с легкой неприязнью.

— Спасибо, мне они тоже нравятся. Только, я вас прошу — трогать не надо.

— Я осторожно, я только… хочу посмотреть… Может, вы мне их продадите?.. — пальцы Сканера сомкнулись на талии статуэтки и потянули ее вверх, отрывая от стола. Часы оказались тяжелыми, и ему пришлось напрячься и второй рукой перехватить девушку за ноги, наклонив ее головой к себе. Леонид Антонович, вскочил, оттолкнувшись ладонями от поверхности стола.

— Эй, я же вам сказал! Что вы де…

Сканер сжал зубы, и его руки, не прерывая движения, резко дернули часы вверх под острым углом к себе. Массивная подставка ударила хозяина кабинета под подбородок, оборвав его слова. Челюсть Леонида Антоновича хрустнула, голова с изумленно вытаращенными глазами запрокинулась назад, словно он пытался что-то рассмотреть на потолке, из раскрывшихся губ плеснуло ярко-красным. Он рухнул обратно в кресло, вцепившись в подлокотники скрюченными пальцами, но тут же попытался приподняться и закричать. Из его горла успел вырваться только болезненный хриплый стон, и в следующую секунду Сканер ударил еще раз — теперь уже над правой бровью, точно по линии волос, и на этот раз к треску примешался странный сырой звук. Леонид Антонович слегка подпрыгнул на сидении, и его глаза раскрылись до предела, но тут же веки опустились, скрыв взгляд, полный изумленной боли, и он тяжело сполз набок, свесив к полу правую руку. Кресло чуть повернулось и застыло, застыл и Сканер, сжимая в руках часы и прислушиваясь. Потом осторожно поставил часы обратно на стол. Капли крови свернулись на бронзе, как живые, одна попала девушке на щеку. Сканер заботливо стер ее указательным пальцем, который тут же вытер о полу пиджака Леонида Антоновича, после чего проверил его пульс, вполголоса подпевая все еще звучащей в голове песне:

Пульс был — слабый, но был, значит, беспокоиться не о чем. Чистова особо подчеркнула бессмысленность убийства, он лишь должен был позаботиться, чтобы ему никто не мешал. Что ж, Леониду Антоновичу сейчас точно не до него.

Сканер быстро запер дверь, потом подбежал к коробке, но, уже протянув к ней руку, испуганно замер — ему показалось, что кто-то стучит в дверь. Он прислушался, обернулся и понял, что звук, принятый им за размеренное постукивание в дверь, на самом деле тяжелые шлепки капель, срывающихся с пальцев свесившейся руки Леонида Антоновича. Сканер отвернулся и открыл коробку. Зажмурившись, он начал одну за другой вытаскивать картины и бросать их на пол небрежно, как дрова.

Сканера трясло. Сила Чистовой возросла неизмеримо, и эти картины были совсем другими — он чувствовал их даже сквозь закрытые веки, которые неудержимо тянуло вверх — посмотреть, взглянуть хотя бы на одну. Он пытался понять их руками, но под пальцами была только шершавость давно высохшей краски. Надо взглянуть хотя бы на одну, потому что…