Мария Барышева - Дарители

— Изнутри запирается? — коротко спросила она у женщины, стоявшей, комично прижав руки к груди. Голова той прыгнула вниз-вверх. — Запри!

Женщина поспешно подчинилась и сразу же отскочила от двери, когда та сотряслась от мощного удара. Критически осмотрев дверь, Вита решила, что та, пожалуй, может выдержать — дверь была сделана на совесть.

— У охраны есть ключи?

— Н-нет, только у нас, — выдавила женщина, — и у В-вик…тора Вален… — она икнула и замолчала. Вита повернулась и увидела, что они находятся в небольшой проходной комнате, заканчивающейся такой же массивной дверью, в которую был врезан глазок. На секунду она вдруг засомневалась — а то ли это место. Вдруг «Л» с восклицательными знаками — это совсем не то, что ей нужно, и все ее действия совершенно бесполезны? Она повернулась к женщине, всхлипывавшей и хлюпавшей носом. На ее шее виднелась короткая полоска от ножа, оплывающая кровью, уже запачкавшей ворот лиловой кофты. Всклокоченные волосы торчали во все стороны, а руки снова прижались к груди — теперь уже в неком молитвенном жесте, и выглядела она беспомощно и жалко, но, глядя на нее, Вита не ощутила ни малейшего укола совести. Женщина, скорее всего, была ни в чем не виновата, она являлась обычным подневольным человеком, но сейчас Вита никак не была способна на жалость.

Что-то легко коснулось ее ноги. Вздрогнув, Вита опустила глаза и с удивлением увидела Черчилля — кот сидел рядом, с интересом оглядываясь. Очевидно, это было единственное место, где он никогда не бывал, и с присущим всем кошкам любопытством решил воспользоваться случаем и обследовать незнакомую территорию, просочившись в дверь следом за ними. Сжав зубы, Вита подняла голову и ткнула ножом в сторону второй двери.

— Там живет больной уродец, который много читает, пишет и хорошо разбирается в филологии, если тебе известно что это?!

— Д-да… Юра…

— Открывай!

— Н-но я не могу! Это-то только изнутри…а ключ у Веры Васильевны… только ей, наверное, уже позвонили, и она не откроет. У нее инструкции!

— Врешь!

— Нет! — страх в ее голосе был неподдельным. — Вы можете проверить! Только пожалуйста… не убивайте!

— Что, даже Баскаков не может попасть сюда без вашей помощи?!

— Через дверь в кабинете… те ключи только у него.

Вита хрипло выругалась, понимая, что оказалась в глупейшей и безнадежной ситуации. Дверь позади нее дрожала от ударов.

— Стучи, — устало сказала Вита.

— Но я же сказала…

— Стучи — убью! Только не наводи панику! Ну, живо!

Вита с трудом сдержалась, чтобы не схватить женщину и не встряхнуть изо всех сил — отчаянье давало себя знать. Она подумала об Андрее, которого теперь, скорее всего, никогда не увидит, который так надеялся, что она покинет город, и ее лицо исказилось судорогой.

— Давай — улыбнись, скажи что-нибудь!

— Что?

— Не знаю, придумай! — Вита прижала нож к ее затылку, проколов кожу. Женщина охнула, подбежала к двери и стукнула в нее несколько раз, подождала немного, а потом забарабанила в дверь двумя кулаками.

— Валя! Валя, это я! Открой! Валя, открой! Валя! Ну, пожалуйста… Валя!

Из-за двери не донеслось ни единого звука, хотя Вита была уверена, что сейчас женщину внимательно разглядывают в глазок. Может быть, улыбаются с чувством превосходства и безопасности, а то и злорадства. Пошедшие против Баскакова неизменно несут наказание.

Захлебнувшись слезами, женщина опустила руки, повернулась и беспомощно и умоляюще посмотрела на Виту.

— Ну, видите… я же вам гово…

За дверью вдруг раздался дребезг разбившейся посуды, почти сразу же кто-то негромко вскрикнул, и в этом легком звуке Вита отчетливо услышала изумление и боль. Что-то произнес женский голос, потом послышалось легкое механическое жужжание, и изнутри в замке скрежетнул, проворачиваясь, ключ. Женщина отступила назад. На ее лице застыло неподдельное изумление, смешанное с облегчением. Вита тоже отошла, почти скрывшись за ее спиной.

Дверь дрогнула, потом начала отворяться с легким скрипом — медленно, словно в готическом романе, и на них глянуло бледное лицо женщины, стоявшей на пороге в напряженной позе — казалось, она боится сделать хоть малейшее движение, даже вздрогнуть. Эта женщина была моложе и крепче первой, с размытыми, невыразительными чертами и рыжими химическими кудряшками. Сильно накрашенные глаза смотрели возмущенно, изумленно и с болью — взгляд человека, считавшего себя крайне наблюдательным и неожиданно наступившего на грабли.

Первым отреагировал Черчилль и, мяукнув, проскользнул в комнату между расставленными ногами женщины, задев пушистым хвостом косо задранный подол ее бледно-зеленого халата. Только сейчас Вита заметила скрывающееся за спиной стоявшей в дверях женщины инвалидное кресло. Она не видела, кто в нем сидел — видела только руку, бледную, с отчетливо просвечивающими сквозь тонкую кожу голубыми венами и длинными пальцами. Пальцы сжимали острый осколок тарелки, глубоко врезавшийся в ногу женщины над бедренной артерией, и из-под него ползли струйки крови, разрисовывая кожу причудливыми волнистыми узорами. Это объясняло напряжение женщины — она хорошо понимала, что будет, вонзись осколок глубже.

— Вас просят войти, — сказала Валя деревянным голосом и отступила в глубь комнаты, увлекаемая рукой сидящего в инвалидном кресле, которое с легким жужжанием отъехало назад. Вита толкнула всхлипывающую женщину, и та почти влетела внутрь. Девушка шагнула следом.

— Люба, закрой дверь, — все так же деревянно произнесла Валя и протянула ключ. Женщина схватила его, с грохотом захлопнула дверь и заперла ее, потом бессильно оползла по стенке рядом и разрыдалась в полный голос.

Рука с осколком отдернулась от бедра Вали, и та тотчас же отскочила в сторону, пронзительно и истерично завизжав:

— Ты знаешь, чей это дом?!! Ты знаешь, что с тобой за это сделают?! И с тобой, паршивец!

Вита не услышала ни одного слова. Приоткрыв рот, опустив руку с ножом, ставшую вдруг тяжелой и чужой, она смотрела на того, кто сидел в инвалидном кресле, — смотрела с беспомощной злостью, желая только одного — чтобы время повернулось вспять, и тогда бы она никогда не вошла в этот дом, в эту комнату и никогда не увидела того, кто сейчас криво улыбался ей из инвалидного кресла.

Обе женщины скрылись в комнатке, служившей для них местом отдыха, и Вита, повинуясь нетерпеливому жесту сидевшего в кресле существа, заперла за ними дверь, действуя словно в полусне, и обернулась. На нее смотрели с усмешкой, слегка затуманенной болью, и ей захотелось отвернуться, забиться куда-нибудь, спрятаться. Она пришла убить его и видела, что тот, кого назвали Юрой, знает об этом.