Сергей Антонов - Королева голод (сборник)

Рука садовника машинально поднялась. Осенив себя крестным знамением, Пьер почувствовал прилив уверенности и громко спросил:

– Кто здесь?

Фигура отступила к окну. Бледный свет луны позволил Мулежу отчетливо рассмотреть красный крест на плаще. «Ожившая скульптура явилась за недостающим обломком своего меча!» – мелькнуло в голове Пьера. Собрав в кулак всю свою решимость он сделал шаг вперед, чтобы раз и навсегда доказать: хозяева замка – люди, а не молчаливые существа в рыцарских балахонах!

Неизвестно чем закончился бы опыт. Возможно, напуганное привидение опустилось бы на колени, моля человека о пощаде или метнуло бы в Мулежа молнию. Но скрипнула дверь и из своей комнаты вышел заспанный Форелли.

– Что происходит? – спросил он, застегивая пуговицы наброшенного поверх пижамы пуловера. – Вы кого-то звали, мсье Мулеж?

– Падре, вы его видите?!

Форелли посмотрел в направлении указанном Пьером и перекрестился.

– О Господи, кто это?

– Сейчас мы это узнаем!

Мулежа переполняла воинственность. В кои-то веки он выступал против своего страха не один: теперь на его стороне был экзорцист из Ватикана, а значит и сама церковь!

– Во имя Отца. Сына и Святого духа! – Пьер не просто читал молитву, а пускал огненные стрелы ее слов в самое сердце выходца с того света. – Изыди!

Никакой реакции. Мулеж растерянно посмотрел на Форелли.

– Делайте же что-нибудь, святой отец!

Ответить священник не успел. Из-за двери библиотеки раздался грохот. Только на мгновение Форелли и Мулеж оторвали взгляды от существа в белом плаще, но этого оказалось достаточно для того, чтобы привидение исчезло.

Мужчины не сговариваясь, бросились к библиотеке. Пьер добежал первым и рывком распахнул дверь. Просторное помещение, стены которого были заставлены высокими стеллажами, освещалось светом настольной лампы. На полу валялось десятка два тяжелых фолиантов. Виновником беспорядка было не привидение, а самый, что ни на есть живой человек. Жак Ларуш спустился со стремянки на пол, и виновато развел руками.

– Я, кажется, перебудил весь дом. Эти чертовы книги. Достаточно попытаться вытащить одну, как падают все остальные.

Форелли присел на колени и поднял одну из упавших книг.

– Хм… «Хексенхаммер». «Молот ведьм». Самый мрачный, между прочим, из трудов по демонологии. Вам не кажется, мсье Ларуш, что два часа ночи не самое удачное время для чтения?

– Почему-то не спалось, – ответил Жак. – Не давала покоя мысль о свастике, которую убийца отца Моруа начертил над его трупом. Мне показалось, что гипотеза комиссара Мортрэ о причастности к преступлению неофашистов не выдерживает критики. Вы сами, падре, подали идею о том, что тамплиеры тоже были неравнодушны к свастике. Решил поискать что-нибудь на эту тему, а в итоге обрушил целый пласт книжных залежей.

– Мне кажется, что я смогу удовлетворить ваше любопытство, не прибегая к разрушениям.

Мулеж с нескрываемым интересом смотрел на книгу, которую держал Форелли. Священник заметил это и похлопал ладонью по черному переплету «Молота».

– Вижу, Пьер, вас заинтересовала эта книжица.

– Я не верю в ведьм, – смущенно пробормотал Пьер.

– Авторы данного руководства по распознанию ведьм, способам их пыток и вариантов казни Яков Шпренгер и Генрих Крамер пытались воплотить в жизнь библейское указание «Не оставляй ворожеи в живых». Они утверждали, что уже неверие в ведьм есть ересь. Таким образом, милейший Пьер, выскажи вы свою позицию в конце пятнадцатого века, вас непременно повесили бы или сожгли на костре.

Выражение лица Мулежа заставило Жака расхохотаться.

– Падре, вы так напугали Пьера, что с этой минуты он станет ярым приверженцем догм Шпренгера-Крамера!

– Теперь к вашему вопросу, мсье Ларуш. Свастику в интерпретации тамплиеров вы можете увидеть на этом щите, – отец Луиджи поднял руку, указывая на выпиленный из дерева круг, висевший над камином. – Четыре, согнутые под прямым углом ноги символизируют бесконечный бег времени, некий замкнутый цикл, по которому движется все и вся.

– Сатанинский крест, – заметил Ларуш.

– Кто знает, – пожал плечами Форелли. – Одни считают последнего Магистра и вашего, Жак, предка дьяволом во плоти, другие – святым. Умирая на костре, он проклял своих гонителей именем Божьим и все сбылось. Так судите же сами, кем был Жак де Молэ.

– Рэйчел! Девочка моя, тебя разбудил шум? – воскликнул Пьер, пропуская в библиотеку племянницу в сопровождении Честера. Следом за ними вошла Фрида и обвела всех строгим взглядом.

– Я спустилась на кухню, потому, что забыла разморозить говядину, а возвращаясь, встретила Рэйчел. Ее до смерти напугал шум, который вы здесь устроили.

– Совсем нет, тетушка! – поспешила успокоить Фриду девочка. – Просто Честер забеспокоился и я решила узнать все ли в порядке.

– Узнала? Можешь, со спокойным сердцем отправляться в постель!

– А можно чуть позже? – взмолилась Рэйчел глядя не на госпожу Мулеж, а на священника. – Вы так интересно рассказывали о тамплиерах, падре…

– К сожалению, я уже заканчиваю свой рассказ, а эпилог может тебя расстроить, малышка, – улыбнулся Форелли.

– Вы как знаете, а иду спать! – фыркнула Фрида.

Она вышла, а Мидллуайт пристроилась рядом с дядей и приготовилась слушать.

– Итак, о проклятии произнесенном Жаком де Молэ на Еврейском острове в Париже, – продолжил прерванный рассказ священник. – Когда бороду этого старца уже охватило пламя, он проклял французских королей и пообещал призвать на суд Божий трех человек. Папа Климент, канцлер Франции Ногарэ и Филипп Красивый скончались, как и обещал тамплиер, в течение года…

Никто не заметил, как напряглась Рэйчел, услышав знакомые имена.

– Что касается потомков короля Филиппа, то проклятие не утратило свое силу и через несколько веков. По свидетельствам очевидцев, после казни Людовика XVI на гильотине, на помост вскочил неизвестный. Он обмакнул руку в кровь монарха, показал ее толпе и выкрикнул: «Жак Молэ, ты отмщен!». Скорее всего, это был один из потомков тамплиеров, которые после разгрома Ордена скрывались по всей Европе.

Форелли замолчал, а Рэйчел почувствовала сильное желание обдумать все услышанное наедине с самой собой.

– Спасибо за интересную историю, падре. Спокойной ночи.

Как только девочка ушла, Мулеж недовольно покачал головой.

– Столь мрачные легенды, отец Луиджи, не предназначены для ушей пятнадцатилетней девочки.

– Простите Пьер, я и сам понял это, но было поздно. Впрочем, мне кажется, что юная Мидллуайт не из числа кисейных барышень.

– Да уж! – подхватил Ларуш. – Меня до сих пор оторопь берет при воспоминании о приеме, который устроила мне эта интеллектуальная малышка.