Стивен Кинг - Мобильник

— Я чувствую, — первым заговорил Том. — Джордан, если они обладают сверхъестественными способностями, почему не заставят нас покончить с собой или поубивать друг друга?

— Или взорвать наши головы изнутри. — Голос Алисы дрожал. — Я однажды это видела в каком-то старом фильме.

— Я не знаю, — ответил Джордан. Посмотрел на Клая. — А где Порватый?

— Так ты его называешь? — Клай посмотрел на рисунок, который держал во второй руке: порванная плоть, порванный рукав, мешковатые джинсы. Решил, что Порватый — достаточно удачное прозвище для человека в «кенгуру» и с надписью «ГАРВАРД» на груди.

— Я называю его бедой, вот как я его называю, — тонким голосом ответил Джордан. Вновь посмотрел на незваных гостей (как минимум триста, может, и четыреста мобилопсихов, прибывших из бог весть каких окрестных городков), повернулся к Клаю. — Вы его видели?

— Только в кошмаре, — ответил Клай.

Том покачал головой.

— Для меня он — рисунок на листе бумаги, — заявила Алиса. — Он мне не снился, и в «кенгуру» я здесь никого не вижу. Что они делали на футбольном поле? Думаете, пытались опознать своих мертвых? — Она и сама в этом сомневалась. — Разве там до сих пор не горячо? Должно быть.

— Чего они ждут? — спросил Том. — Если они не собираются нападать на нас, почему не заставят воткнуть друг в друга ножи? Чего они ждут?

И Клай внезапно понял, чего они ждут и где сейчас Порватый (мистер Дивейн, его школьный учитель математики, комментировал такой момент одним словом: «Осенило!»). Повернулся и направился в холл у входной двери.

— Куда ты? — спросил Том.

— Посмотреть, что они нам оставили, — ответил Клай.

Они поспешили за ним. Том догнал его первым, когда Клай только взялся за ручку входной двери.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Может, и нет, — согласился Клай, — но именно этого они ждут. И знаешь, что я тебе скажу? Если бы они хотели нас убить, мы бы уже умерли.

— Он скорее всего прав, — едва слышно прошептал Джордан.

Клай открыл дверь. В Читэм-Лодж было длинное крыльцо с удобной плетеной мебелью. С крыльца открывался приятный вид на Академический склон, спускающийся к Академической авеню. Оно словно предназначалось для того, чтобы посидеть на нем во второй половине солнечного осеннего дня. Но в этот момент Клаю было не до окружающих красот. У подножия лестницы клином стояли мобилопсихи. Один — острие клина, потом двое, трое, четверо, пятеро, шестеро. Всего двадцать один. И первым — тот самый Порватый из сна Клая, «спрыгнувший» с рисунка на бумаге в реальную жизнь. Белые буквы на груди его красного потрепанного «кенгуру» действительно образовывали слово «ГАРВАРД». Вырванный кусок левой щеки вернули на место и пришили к крылу носа двумя грубыми стежками, которые проделали дыры в черной коже. Другие дыры оставались от третьего и четвертого стежков, которые успели разойтись. Клай подумал, что вместо нитки использовалась рыбацкая леска. Отвисшая губа открывала зубы, которые выглядели так, словно ими не так уж и давно занимался хороший ортодонт, правда, тогда мир был куда более мирным местом.

Перед дверью на коврике и по обе стороны он него лежала груда черных бесформенных предметов. Она могла олицетворять представления об искусстве какого-нибудь полубезумного скульптора. Но Клаю потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что он смотрит на расплавившиеся остатки геттобластеров, которые стояли по периметру футбольного поля.

И тут Алиса закричала. Несколько обгоревших бумбоксов свалилось с кучи, когда Клай открывал дверь, и вместе с ними свалилась еще одна вещица, которая, похоже, лежала на самой вершине. Алиса выступила вперед, прежде чем Клай успел ее остановить, выронила один из автоматических пистолетов и схватила ту самую вещицу. Крошечную кроссовку. Схватила, подняла, устроила между грудей.

Клай смотрел мимо нее, на Тома, Том смотрел на него. Оба не были телепатами, но в тот момент прекрасно обходились без слов. «Что теперь?» — спрашивали глаза Тома.

Клай повернулся к Порватому. Задался вопросом, а можно ли почувствовать, что кто-то читает твои мысли, и читают ли его в эту самую секунду. Он протянул руки к Порватому. Одна по-прежнему сжимала рукоятку револьвера, но ни Порватый, ни кто-либо из стоящих в клине не ощущали угрозы. Клай развернул руки ладонями вверх, как бы спрашивая: «Что вы хотите?»

Порватый улыбнулся. Веселье в его улыбке отсутствовало напрочь. Клай подумал, что видит злость в темно-карих глазах, но решил, что злость эта только на поверхности. Внутри ничего не было. И улыбка являла собой улыбку куклы.

Порватый склонил голову и поднял палец: «Подожди». И тут же снизу, с Академической авеню, словно по сигналу, донеслись вопли. Вопли людей, гибнущих в муках. И вопли эти сопровождали торжествующие крики хищников. Правда, раздавались они реже.

— Что вы делаете? — вскричала Алиса. Выступила вперед, пальцы одной руки конвульсивно сжимались и разжимались, обхватив кроссовку. Вены на руках выступили так сильно, что превратились в темные линии, нанесенные на кожу. — Что вы делаете с людьми, которые там, внизу?

«Как будто не ясно, — подумал Клай, — что с ними делают».

Алиса подняла вторую руку, с пистолетом. Том схватился за нее и отобрал пистолет, прежде чем она успела нажать на спусковой крючок. Алиса повернулась к нему, цапнула ногтями свободной руки.

— Отдай его мне, или ты не слышишь этих криков? Ты их не слышишь?

Клай оттащил ее от Тома. Джордан смотрел на них широко раскрытыми, полными ужаса глазами, а Порватый стоял в острие клина, улыбался, под улыбкой этой скрывалась ярость, а под яростью… насколько мог судить Клай, под яростью не было ничего. Абсолютно ничего.

— Он все равно на предохранителе, — сказал Том, после того как глянул на пистолет. — Возблагодарим Бога за маленькие радости, — повернулся к Алисе. — Ты хочешь, чтобы нас всех убили?

— Ты думаешь, они позволят нам уйти? — Она кричала так громко, что слова удавалось разобрать с трудом. Под обеими ноздрями на тонких «ниточках» повисли шарики соплей. Снизу, с улицы, обсаженной деревьями, которая тянулась мимо Гейтенской академии, продолжали доноситься вопли. Какая-то женщина крикнула: «Нет, пожалуйста, нет», а потом ее слова потонули в вопле боли.

— Не знаю, что они собираются сделать с нами, — голосу Тома недоставало спокойствия, — но не убьют, это точно. Иначе ничего этого не было бы. Посмотри на него, Алиса… происходящее сейчас внизу устроено специально для нас.

До них донеслось несколько выстрелов: люди пытались защититься, но звучали выстрелы редко. В основном они слышали крики изумления и боли, поднимающиеся над жилыми кварталами, которые примыкали к Гейтенской академии, где сожгли стадо. Крики эти слышались не дольше десяти минут, но иногда, думал Клай, время действительно становилось понятием относительным.