Ли Майерс - BRONZA

Тот не стал мешать брату. Стоял и смотрел, как перед ним совершается почти ритуальное самоубийство. И в ярко-голубых глазах уже истаяла странная печаль, от которой виконту стало бы больно, загляни он в ее пронзительную глубину. Она заставила бы его многое понять, но он уже умер.

«Какое самопожертвование…» – скривились в усмешке губы герцога Клеманса. Даже мертвым брат продолжал прижимать к груди своего оруженосца.

– Выбросите этот мусор за борт! – приказал он миньонам, пнув ногой тело в сверкающей на солнце паутине сказочного ожерелья. Сломанные игрушки, они больше ни на что не годились.

Голова повернулась. Налетевший ветер швырнул на застывшее лицо каштановые пряди, прикрыв незрячие, пустые глаза. Отдав последний долг мертвому вместо того, кто мог это сделать, но не сделал. Просто стоял и смотрел, зажимая рваную рану на лице. Сквозь пальцы сочилась кровь. Алая, по белой руке.

– Милорд! Ваше лицо! Позвольте нам зализать эту ужасную рану!

– Нет, Ши! Пусть останется на память о брате!

– Вы серьезно?!

– Конечно же, нет!

Выдернув серебряный поднос из-под вазы с фруктами, герцог Клеманс вгляделся в свое отражение. Безобразная рваная рана уродовала лицо от виска до подбородка.

– Избавьте меня от нее. Не ходить же мне такой образиной! – воскликнул он и отшвырнул поднос.

– Возвращаемся домой! В милую сердцу Британию!

Беззаботно рассмеялся злой ребенок.

Лондон, 1935 год. Дьявольская Трель

– Марк, бездельник! Опять спишь на работе! Уволю!

Широкая ладонь редактора с грохотом опустилась на его стол. От неожиданности Марк подпрыгнул вместе со стулом и новеньким «Ундервудом». На пол посыпались карандаши и скрепки.

– Вовсе я не сплю… – не поднимая на шефа глаз, буркнул он. Привел в порядок заспанное лицо. Так сладко спал, что пускал слюни. Снились шоколадные трюфели, которыми вчера объедался в кондитерской швейцарца Бенедикта. Придвинув к себе бумаги, посмотрел на начальство взглядом доброго щеночка: – Так, задумался немного… над статьей… – солгал он.

– Ага, шеф! Вы не переживайте, что наш мальчик перепутал Музу с Феей сна… – раздался за спиной ехидный смешок, – он спит, а его левая рука сама пишет, пишет…

«Проклятый Лепрекон!» – Марк сердито глянул через плечо. Там, развалившись на стуле, задрав ноги на угол стола, на него скалил свои желтые прокуренные зубы Питер О’Греди. С огненно-рыжими патлами и шкиперской бородкой, мусоля во рту чубук пеньковой трубки, он смотрел на них с шефом бесстыжими глазами мартовского кота.

Фотокор от бога и совершенно несносная личность в человеческом аспекте. Взрослый мужик, он вел себя как двенадцатилетний пацан. Обожал розыгрыши и, делая разные мелкие пакости, уверял всех, что это ужасно весело. В редакции его по фамилии даже не звали – «Питер Пэн», и все. «Наверняка уверен, что и летать умеет…» – подумал с неприязнью Марк, отворачиваясь.

Какое-то странное напряжение возникло между ними сразу. Словно он уже что-то задолжал О’Греди, тот стал задирать его с первой или, может быть, пятой минуты, стоило Марку появиться в редакции. Шуточки Питера, раз от раза все более соленые и злые, он терпел довольно долго, но однажды сорвался. И сам не понял, откуда взялась та дикая злоба, с которой, метнувшись к О’Греди, схватил того за горло. Пальцы сами сжали адамово яблоко Питера.

– Разинешь пасть в мою сторону… еще хоть раз… – Марк произнес весомо, уставившись на него зрачки в зрачки, – удавлю!

И увидел, как по зеленой, с нахальными рыжими крапинами, радужке глаз О’Греди растекается страх. Неподдельный, животный страх. Устыдившись внезапной вспышки собственного и такого яростного гнева, он выпустил горло Питера так же резко, как схватил, и торопливо зашагал прочь. По коридору. К лифту. На улицу.

Ехал в омнибусе, вспоминал побледневшее лицо фотокора, и уголки губ подергивались в кривой усмешке. Извиняться не стал. Впрочем, Питер и не обиделся, правда, язык на время прикусил. Но воздерживаться от зубоскальства этот «лепрекон» долго не смог. Вот и сейчас подшучивал над Марком, но вполне безобидно. Не забывал держать дистанцию.

Ладонь шефа вновь опустилась на стол Марка, пришлепнув небольшой квадрат плотной веленевой бумаги с золотыми вензелями.

– Что это?

– Приглашение на благотворительный бал в посольство! Фрак, надеюсь, ты не успел сдать обратно в прокат?

– Нет…

– Вот и отлично! Поезжай домой, приведи себя в порядок, и чтоб завтра у меня на столе лежало интервью с послом! Настоящее! А не та размокшая «овсянка», что ты принес мне в прошлый раз.

– Но почему я? Почему опять, я? – возмутился Марк. – Я уже беседовал с ним… И что?! Да у этого тевтонца такое лицо… Можно подумать, он один знает, где зарыты сокровища Нибелунгов! Пытай – не скажет!

Он сердито сунул недописанную статью в портфель. Сдернул пиджак со спинки стула.

– Вот и допросишь с пристрастием, где именно он их зарыл! – хохотнул густым баритоном главный редактор, направляясь к себе в кабинет.

«Он ведь это не серьезно, а…» – уставился Марк в широкую спину шефа.

– Пошлите вон О’Греди! Он вам вмиг слетает… Питер Пэн! – и поискал глазами куда-то уже незаметно испарившегося фотокора.

Взявшись за ручку двери, редактор обернулся.

– Извини Марк, но «полетишь» ты! Приглашение на твое имя. А мне важно знать все о его политических амбициях и особенно важно мнение посла о том, что творится в его чертовой стране! – шеф с грохотом захлопнул за собой дверь, поставив жирную точку в их разговоре.

Марк вышел в коридор. О’Греди и еще несколько журналистов дымили в углу. Все весело лыбились в его сторону.

– Эй, Марк, будь на балу паинькой! Смотри, не ударь там в грязь лицом! Британия надеется на тебя, сынок! – попыхивая трубкой, напутствовал его Питер под одобрительные смешки остальных. – Да не забудь почистить зубы! Вдруг посол захочет выпить с тобой на брудершафт?! О, готы! Очень они уважают это дело – целоваться!

– Да пошли вы… – огрызнулся Марк, проходя мимо смеющихся коллег.

В спину ему донеслось деланное возмущение Питера.

– Да что вы ржете, парни! Я сам был тому свидетелем! У меня и доказательства имеются! Вот пленку проявлю – увидите, как посол балериной порхает вокруг нашего мальчика! Я вам серьезно говорю! Только Марк спросил у посла, с какой целью тот прибыл в Лондон, немца бац – столбняк и хватил!

По коридору разнесся жизнерадостный гогот. «Козлы…» – поморщился Марк, нажимая кнопку лифта.

На улице он некоторое время раздумывал: поехать ли сразу домой или зайти сначала в кофейню напротив – заесть свою досаду. Выбрал последнее. Занял столик у окна, заказал полдюжины пирожных с заварным кремом, две чашки какао и вишневый мусс с шапкой взбитых сливок. Отправил в рот засахаренную вишенку и, повертев креманку с муссом, решая, с какого боку приступить к еде, задумался. Его первое политическое интервью, в самом деле, потерпело полное фиаско…

Мало того, что немец не ответил ни на один заданный ему вопрос, так еще сам (с безупречным кембриджским произношением) забросал Марка вопросами. Откуда он родом? В каком месяце родился? Не замечал ли за собой ничего странного? Например, желание укусить кого-нибудь. Любит ли сладкое и как ему спится по ночам? При этом тщательно, бисерным почерком, заносил ответы в свою записную книжечку. Затем, вежливо извинившись, отлучился в соседнюю комнату.

Читать дальше