Андрей Цепляев - КРАУЛЕР

Олег со злостью швырнул папку на пол. Листы и фотографии расползлись по кафелю. Неужели он три месяца мечтал о том, чтобы копаться в подобной ерунде? Зануда Феликс был прав. Ничего, кроме заплесневелой бумаги, он тут не найдет. Вообще странно, что под землей устроили такое хранилище. Может его спрятали во время войны или от товарища Сталина. Олег слышал, что в советское время ученых чуть ли на фонарных столбах не вешали. Хорошо, что спрятали. Вот только зачем? Что тут может быть ценного? Это даже не исследования, а какие-то мемуары академии наук и ее членов.

Дойдя до противоположной стены, Олег увидел еще одну дверь. Пусть металлическая, но и она была не заперта. Те, кто запечатал архив, наверное, думали, что замка на внешней двери будет достаточно. Наивные. Олег толкнул дверь и заглянул внутрь. Комната за ней была поменьше. Сбоку один большой стеллаж. В центре стоял железный стол. В углу раковина и тумбочка. Узкие столы, тянувшиеся вдоль противоположной стены, нагружены картонными коробками. Повсюду висели фотографии, на которых были запечатлены останки людей. Части тел. Руки и ноги. Головы размером с арбуз. Вывернутые из рассеченных животов внутренности и стальные зажимы, удерживающие лоскуты кожи распущенными, словно лепестки цветов.

– Класс! – вслух произнес он, разглядывая самую большую из них, демонстрирующую законсервированного в банке младенца.

Тут же на стене он заметил таблицы полные чисел и иностранных слов. Опять абракадабра. Почему ученые не умеют изъясняться общечеловеческим языком? Объяснили бы они в доступной форме все что знали, он бы понял, зачем здесь хранилище и не пялился на все эти иероглифы как пингвин на ледокол.

Олег положил фонарик на стол и взял с полки первую попавшуюся папку. Он был уверен, что найдет там очередной бесполезный набор хроник, но чем дольше читал, тем сильнее в нем разгоралось любопытство. Среди макулатуры обнаружилась стопка листов с докладами палеонтологов. В одном из них говорилось о какой-то окаменелости, найденной на месте прокладки тоннеля под Дзержинской площадью. Помимо беспорядочных заключений специалистов Палеозоологического института там был представлен такой абзац:

«…Методом радиоизотопного датирования, примененным от 3 декабря 1934 года, в ходе повторного исследования удалось сузить временной диапазон до 350-250 млн. лет. Согласно установленным данным, находка относится к одному из поздних периодов Палеозойской эры».

Впечатляет. Это даже больше, чем он искал. Завязывалась любопытная история в духе культового «Нечто» [14]. Бегло взглянув на часы, Олег перевернул страницу. В тексте было еще много интересного, но времени оставалось все меньше, поэтому он стал вычитывать только то, что считал полезным. Наконец попался матовый листок с отчетом высшей комиссии, нижняя часть которого была обведена красной ручкой.

«…На данном этапе не было зафиксировано никакой активности. Повторное комплексное исследование фоссилии от 5 ноября 1944 года опровергает первичные данные. Были зафиксированы процессы в соединительных тканях, отмечено наращивание массы экзоскелета. Формирование компонентов внеклеточного матрикса. Самопроизвольное ускорение продукции белка в организме объекта. Учитывая скорость, с которой происходит регенерация, С.В. Ларионов прогнозирует полное восстановление одних только коллагеновых волокон уже через 10-12 дней».

Олег почесал затылок и прочитал текст еще раз. Не совсем понятно, что хотела сказать высшая комиссия, но, судя по всему, окаменелость очухалась после долгой спячки. Звучит зловеще. Он пролистал всю папку, но фотографий этой штуки не нашел. Не было даже ее описания. Зато было указано место хранения – Северная Лаборатория № 12. К счастью, это точно не северная лаборатория, хотя бы потому, что тут не север. Если эта гадость и оживет, то не у него под боком. Олег опомнился. Если эта гадость и ожила, то, как минимум шестьдесят лет назад, и теперь могла быть где угодно.

Он прочитал последнюю страницу. Там снова говорилось о каких-то побочных исследованиях, но об окаменелости ни слова. Впереди был целый стеллаж, а времени до «дедлайна» пятнадцать минут. В принципе, десяти минут хватит преодолеть коридор бегом и отдышаться в каком-нибудь заделе, чтобы Феликс ничего не заподозрил.

Положив автомат на стол, он вплотную занялся архивом. Открывая папки и журналы, Олег внимательно изучал содержимое. Попадались фотографии ученых и странных хирургических инструментов. Инструкции к приборам соседствовали с таблицами и химическими формулами. Вскоре от букв и цифр стало рябить в глазах. Где же полезная информация? Он стал бросать папки на пол, доставая и открывая все новые. Времени оставалось совсем мало. Наконец, когда под ногами образовалась целая куча, он добрался до деревянного ящика, который стоял на нижней полке. Там в двух отделениях лежали пятнадцать папок. Открыв первую папку слева, он увидел на титульном листе список из двенадцати фамилий.

Половину папки занимала какая-то ерунда. Постоянно в заголовках и сносках попадались два словосочетания: «Musca domestica» и «Hydra Linnaeus». Может, Бог и обделил его умом, но отличить латынь от английского языка он умел. Особенно знакомым словом ему показалась «Hydra». Смахивало на «Гидру». Речь шла не о мифическом чудовище, которое на болоте кромсал Геракл, а о реальном существе. В памяти еще остались школьные уроки по биологии. Кажется, живут в водоемах такие крошечные организмы похожие на столбики, увенчанные пучком щупалец. Учительница говорила, если их разрезать пополам вырастут две особи. Наверное, это и есть та самая гидра.

Олег перевернул страницу. Снова потянулись бессвязные отчеты. Просто набор непонятных слов: мускульные клетки, железы, хитин, энтодерма, регенеративные способности. Олег читал и морщил лоб. Какой-то справочник прогрессивного биолога.

– …Отсутствует способность к размножению половым путем, – в слух для себя прочитал Олег одно из предложений, чтобы до конца его понять.

Это у кого такое? Написано – «объект». Наверное, опять про того урода. Он прочитал дальше и покачал головой. Нет. Теперь уже объекты. Не могла же эта окаменелость размножиться. Наконец появилась новая фотография. Олег глянул на нее и поежился. На ней была та самая палата, в которую он недавно заходил. Двенадцать кроватей заняты пациентами. Руки и ноги большинства были пристегнуты к нижним рамам. У некоторых во рту чернели резиновые кляпы. Рядом с каждой кроватью дежурила покладистая медсестра, скрывавшая лицо под марлевой повязкой. Ближайшие к фотографу два пациента, слегка приподняв головы, с угрозой смотрели в объектив черными провалами, на месте которых должны быть глаза.