Андрей Цепляев - КРАУЛЕР

– Хорошо? – цыганка расхохоталась. – Ты состоишь на учете в милиции! На тебя жалуются родители учеников. Если это хорошо, что же будет, когда ты поведешь себя плохо?

– Вы обо мне сейчас говорите? – в шоке выпалил Костя.

Он понятия не имел, кто совершил все эти злодеяния и почему в них обвиняют его. Родители часто повторяли слова психолога, мол, их сын инертен, некоммуникабелен и замкнут. Чтобы совершить подобное он, наверное, должен был слететь с катушек, разом избавившись от всех мнимых комплексов, которые в нем нашли врачи.

– Да вы что! Вы меня с кем-то спутали. Спросите мою маму. Она вам скажет. Я боюсь людей и близко к ним не подхожу. Я даже в школе давно не учусь и сижу дома. Честно!

– А это не твое? – Цыганка указала на нож костлявым пальцем. – Не твое оружие?

– Нет! – Костя увернулся от шарика сделавшего последний зигзаг перед носом и вскочил. Сердце в груди бешено колотилось. Тело покрылось испариной. За дверью раздались гневные возгласы. Толпа женщин готова была ворваться внутрь.

– Ты клянешься, что этот нож видишь первый раз в жизни?

– Да!

Стук в грудной клетке звучал все громче, словно туда зашили дятла. Костя пятился к стене. Цыганка вышла из-за стола, продолжая наматывать на палец цепочку. Ее босые морщинистые ноги с вросшими ногтями медленно ступали по ковру. Седые волосы колыхались на ветру.

– Я тебе не верю, щенок. Думал, сможешь уйти от наказания?

– Да за что вы меня наказываете? Я ни в чем не виноват.

Стук сердца заполнил всю комнату. Дверцы шкафа за спиной у Кости распахнулись, и оттуда выскочила темная фигура. В руке у незнакомца была кирка. Блестящее кайло сверкнуло в свете люминесцентных ламп и вонзилось ему в грудь. Раздался хруст. Сердце остановилось. Кабинет погрузился во мрак. Откуда-то из пустоты раздались куплеты любимой песни, которую он слушал вечером, перед тем как пришел Дима.

Костя открыл глаза. Он сидел среди камней, облокотившись спиной об гладкий нарост, выступавший из стены. В противоположном конце пещеры находился замурованный лаз. Кажется, они попали сюда совсем недавно. По крайней мере, Дима и Василий были на тех же местах, как и в тот момент, когда он заснул. Дима по-прежнему сидел за соседним валуном и смотрел на луч света, падавший на Василия.

– Свети выше, – попросил тот, доставая из спортивной сумки целлофановый пакет с монетами.

– Может, сядешь поближе?

– Ага. Чтобы ты стырил мои деньги. И так неплохо.

Василий копался в сумке, извлекая оттуда всяческий мусор найденный в пещере за водопадом. В основном его интересовали кошельки. Сейчас у верзилы в руке была приличная пачка купюр, и сумма в ней продолжала увеличиваться.

Глядя на ползущую по полу многоножку, Костя постарался вспомнить подробности сна. Что за ерунда ему приснилась. Большинство снов не поддаются логике, но только не в этом случае. Костя был уверен, что в нем есть смысл. Почему ему все время снится эта старуха? Он ни разу не общался с цыганами, в кино их видел редко, в интернете вообще не замечал. Ученые утверждают, что во время сна в сознании проецируется только то, что ты увидел или испытал за день или даже за всю жизнь. Костя тихо застонал. Ну и где здесь логика?

Достав из кармана штанов перочинный нож, он разложил самое длинно лезвие и стал пристально на него смотреть. Слишком неудобный, чтобы нанести им серьезный вред и тем более убить. Он нашел его на полу в пещере. Маньяку «Чинное перо» было ни к чему. Чего нельзя сказать о Косте. Приятно снова носить его при себе, обрести чувство защищенности. Только на него он мог положиться. Кусок стали не предаст, не станет издеваться, не оскорбит и боль причинит только в том случает, если обладатель будет неосторожен. Как сказал отец Конана в известном фильме [16]: «Ни мужчине, ни женщине, ни зверю доверять нельзя. Верить можно только мечу».

– Думаю, пора пожрать, – произнес Василий, с удовольствием спрятав тугую пачку банкнот в карман, и вытащил из сумки консервную банку.

Достав нож, он стал быстро и аккуратно ее вскрывать, словно занимался этим всю жизнь. Поймав взгляды спутников, Василий пожал плечами.

– Мы с пацанами раньше часто ездили на идеологические сборы в леса.

– Здорово. Дай и нам пару, – попросил Дима.

– Бог подаст.

Воцарилось молчание. Дима умолк, пытаясь понять, шутит тот или нет. Василий, как оказалось, не шутил. Просто продолжал методично вспарывать ножом крышку банки. Его мясистые губы постепенно растягивались в улыбке.

– Не знаю как вы, а я умираю с голода.

– Посмеялся и хватит, – строгим голосом произнес Дима, положив фонарик на пол. – Поделись. Мы есть хотим.

– А кто смеется? Я брал консервы и тащил их тоже я. Они мои.

Дима пристально на него посмотрел и вдруг резко встал. Василий это заметил и бросил им помятую банку Плоский цилиндр заскакал по камням, приземлившись у ног Кости.

– Воистину, твоя милость не знает границ, – произнес Дима, поднимая порцию консервированной горбуши.

– Всегда пожалуйста.

Василий открыл банку, на которой были изображены две кильки. Коснувшись носом зазубренного края, он сразу ее выбросил. Тухлятина. Та же участь постигла тушенку, сайру, тунца и паштет. Вскрывая шестую банку, Василий с усмешкой глянул на спутников. Дима и Костя терпеливо наблюдали за ним.

– Эх, скорей бы вернуться домой, – мечтательно закатил глаза Василий. – Первым делом помоюсь, пожру, покурю и как следует высплюсь. Потом позвоню своей девушке и договорюсь на вечер. Потом встречусь с пацанами. Кокнем какого-нибудь чижика в парке, потом…

– Потом тебя посадят, и твоей девушкой станет здоровенный пахан по имени Валя.

– Опять нарываешься, предатель! Ты что мазохист?

– Опять угрожаешь? – вздохнул Дима, прислонившись затылком к холодной стене. – Все еще надеешься, что я тебя испугаюсь? Один совет: в следующий раз, когда будешь бить, сделай это так, чтобы я почувствовал.

– Никак не пойму, в кого ты такой дерзкий. Впрочем, это уже неважно. Я вас еще встречу. Обоих. Особенно эту бабу.

Василий прицелился и запустил камешком в паренька. Спрятавшись за валун, Костя стиснул лезвие. Ему вдруг захотелось пустить его в ход. До сих пор в голове не укладывалось, какое право имел этот бритоголовый качок оскорблять и бить людей. Если жертва терпела удары – он ее презирал, если давала сдачи – он ее ненавидел. Таких идиотов Костя даже в самом паршивом кино не видел. Непонятно, зачем Василий вообще существовал и чего хотел добиться. Очевидно только, что собственного мнения у него не было.