Брайан Ламли - Дом над прудом

Ночью же здесь нас будет лишь двое – Карл и я. А еще этот старый дом. И словно в ответ на неозвученные мысли, далеко внизу, под резко очерченным силуэтом особняка, мой взгляд привлек тусклый отблеск воды.

Карл и я, старый дом…

И глубокий черный пруд.

Когда наконец вернулся Карл, уже почти стемнело, зато за время его отсутствия я сумел разгадать систему ссылок, которой пользовался дядя. Впрочем, это было элементарно. Например, пометка ChA 121/7 попросту означала некий предмет его интереса в седьмом абзаце на странице 121 опуса «Хтаат Аквадинген». В самой же книге он самым тщательнейшим образом пометил все интересующие его места. Всего в его тетради я обнаружил более десятка ссылок на сей труд и по мере того, как ночь вступала в свои права, исследовал их все до единой.

Большинство отрывков показались мне полной бессмыслицей, ибо написаны они были на непонятных мне языках. Однако некоторые оказались на древнеанглийском, который я смог разобрать относительно легко. В одном месте приводилось нечто вроде заклинания. Рядом на полях стоял краткий комментарий, сделанный рукой моего дядюшки. В этом отрывке, который я запомнил почти наизусть, говорилось примерно следующее:

В приписке дядюшка размышлял: «Интересно, как именно они призывали Его? Или действовала только кровавая приманка? И что способно вызвать Его сейчас? И когда Оно придет в следующий раз?»

Пока я сличал сделанные дядюшкой ссылки с текстом, до меня стало постепенно доходить, о чем, собственно, эта книга. Немного поразмыслив над ее заглавием, я пришел к выводу, что моя догадка верна. Правда, словцо «Хтаат» ровным счетом ничего мне не говорило, если только оно каким-то образом не было связано с языком древнего племени хтатанов. Зато слово «Аквадинген» звучало уже не столь экзотично. Насколько я мог судить, оно означало «водные существа», а вместе эти два слова – «Хтаат Аквадинген» – означали не что иное, как собрание мифов и легенд, в которых речь шла о духах вод, нимфах, наядах, разного рода водяных и прочих сверхъестественных существах, якобы обитающих в озерах и морях. В книге также приводились заклинания, с помощью которых можно было «вызвать» из воды всю эту нечисть.

Когда я пришел к такому выводу, вернулся Карл. Он поставил автомобиль рядом с крыльцом, и фары отбросили на поверхность пруда полоску яркого света. Сгибаясь под тяжестью покупок, Карл вошел в дом. Я тоже направился в просторную, хоть и несколько старомодную кухню, где застал его за важным занятием – мой друг деловито набивал провизией полки, кухонные шкафы и холодильник. Едва с этим делом было покончено, Карл, сияя улыбкой, осведомился, есть ли в доме радио.

– Радио? – переспросил я. – Я почему-то думал, что тебе в первую очередь требуются тишина и покой. Кстати, с той минуты, как мы сюда приехали, ты производишь шума за десятерых!

– Нет-нет, – возразил он, – ты шумишь не меньше! Вернее, твое радио. Не иначе как ты обнаружил здесь радиоприемник, потому что я слышал музыку!

Карл был высок ростом, голубоглаз, крепкого телосложения – настоящий викинг. В довершение ко всему он обладал типично нордическим характером, то есть страдал перепадами настроения. Спрашивая меня насчет радио, художник смеялся, однако уже в следующее мгновение брови его нахмурились.

– Ты что, Джон, разыгрываешь меня?

– Нет, конечно, у меня и в мыслях такого не было, – заверил я. – Лучше скажи, что за музыку ты слышал?

Лицо его вновь озарилось улыбкой, и он щелкнул пальцами.

– Да это же радио в моем «рейнджровере»! – воскликнул он. – Что же еще это может быть? Не иначе как оно автоматически включилось, и я попал на волну какого-нибудь там Бухареста.

С этими словами он шагнул к выходу.

– Бухареста? – переспросил я.

– Гм, – он на секунду застыл в дверном проеме, – ну да, что-то цыганское. Бубны, пение, скрипки. Танцы вокруг костра. Ладно, пойду поскорее выключу, пока не сел аккумулятор.

– Я не видел в машине никакого приемника, – заметил я, шагая с ним по подъездной дорожке.

Карл просунул руку внутрь, включил внутренний свет и методично обшарил салон. В конце концов, еще раз нажав на кнопку, он с упрямым выражением лица повернулся ко мне Я в ответ посмотрел на него, вопросительно вскинув брови.

– Ну что, никакого радио?

– Никакого, – покачал он головой, – но я точно слышал музыку.

– Влюбленные, – сказал я.

– Что-что? – не понял он.

– Где-нибудь поблизости расположилась влюбленная парочка. Сидят себе в траве. Чему удивляться! Ты посмотри, какая прекрасная летняя ночь.

И вновь Карл покачал головой:

– Нет, та музыка, которую я слышал, звучала совсем рядом. Такая нежная и отчетливая… Я слышал её, когда подъезжал к особняку. Мне показалось, что она доносится именно оттуда. А ты? Разве ты ничего не слышал?

– Ничего, – ответил я и тоже покачал головой.

– Тогда ну ее к дьяволу! – Карл вновь просиял улыбкой. – Наверно, это у меня галлюцинации – вот и слышу то, чего нет. Пойдем в дом, пора ужинать.

Карл пошел спать к себе в «студию», я же расположился ко сну наверху, в комнате, соседней с кабинетом. Хотя окна были настежь открыты, ночь выдалась на редкость теплой, даже душной, так что сон не шел ко мне. Думаю, Карл столкнулся с той же неприятностью, поскольку пару раз я слышал, как он вставал и бродил по первому этажу. Наутро мы оба являли собой печальное зрелище – у обоих красные, опухшие от бессонницы глаза. Однако затем художник пригласил меня к себе и продемонстрировал причину своей подозрительной ночной активности.

Там, на импровизированном мольберте, на одном из десятков холстов, которые он привез с собой, Карл начал работать над картиной… если это можно так назвать.

Пока он лишь слегка прошелся кистью по фону – видимо, тот изображал ущелье, в котором стоял Темпл-Хаус, однако самого дома на полотне пока не было и, насколько я мог судить, в намерения художника не входило его изображать. А вот пруд оказался на месте, вместе с окружавшей его колоннадой из кварцита. От колонн исходило сияние.

Между колоннами, подобно дыму, извивались какие-то смутные силуэты, а на переднем плане пылал костер, чье пламя отгонял чуть в сторону налетевший со стороны пруда ветер. Создавалось впечатление, что на незавершенной картине изображен какой-то дикий языческий ритуал. И это было странно, поскольку явно об этом ничего не говорило.

– Ну как? – осторожно поинтересовался Карл. – Что скажешь?