Кендари Блэйк - Анна, одетая в кровь

— Кас, что это? — интересуется она. — Как же нам выбраться?

— Не беспокойся, мам, — отвечаю я. — Не нужно бояться.

— Девушка, которую мы все так ждем, находится прямо снаружи дома, — говорит он и шаркает вперед.

Мы с мамой делаем шаг назад. Я обхватываю рукой перила. Мерцающий атаме я подношу на уровне своих глаз.

— Держись от нее подальше.

— Она та, из-за кого мы все сюда пришли, — при движении он издает мягкое полое шуршание, словно его тело это иллюзия, не включающая осязаемой одежды.

— Мы не просто так приехали сюда, — шиплю я. — Я пришел, чтобы убить призрака, и собираюсь воспользоваться этим шансом.

Я делаю выпад вперед, чувствуя, как лезвие рассекает воздух, а его серебряный конец задевает пуговицы жакета.

— Кас, не надо! — кричит мама, пытаясь оттянуть меня за руку. Она хочет сбить мне весь настрой. Как она думает, чем я занимался все это время? Установкой сложных ловушек с использованием пружин, фанеры и колесиков для мыши? Сейчас есть только мы: один на один. Это все, что я знаю.

Тем временем Анна стала сильнее стучать в двери. Скорее всего, у нее разболелась голова от того, что находится так близко к ней.

— Это из-за того, что ты здесь, мальчик, — шипит он и колеблется. Он выглядит равнодушным; он прослушал, что я сказал. Но все же не думаю, что он пропустил все из-за полных наглухо сшитых глаз. Он просто играет со мной. Доказательством является его смех.

— Мне интересно, как ты покинешь это место, — продолжаю я. — Ты ссохнешься, либо же растаешь?

— Меня не постигнет эта участь, — отвечает он, все еще улыбаясь.

— А что будет, если я отрежу тебе руки? — спрашиваю я, когда подпрыгиваю вверх по лестнице, затем отвожу нож и очеркиваю им четкую дугу.

— Он также убьет и тебя.

Он бьет меня в грудь, и мы с мамой падаем с высоты лестницы, съезжая задницами по ступенькам. Больно. Немного. По крайней мере, он больше не улыбается. На самом деле, думаю, мне удалось его разозлить. Я помогаю маме встать.

— С тобой все в порядке? Ничего не сломала себе? — допытываюсь я.

Она качает головой.

— Идем к двери.

Пока она несется прочь, я встаю. Тем временем он спускается вниз по ступенькам без какого-либо признака древней призрачной плотности, обычно свойственной всем духам. Сейчас он выглядит таким же гибким, как и любой другой человек.

— Знаешь, я могу превратить тебя в пар, — сообщаю я, потому что никогда не умел держать свой чертов рот на замке. — Но лично я надеюсь, что ты разлетишься на куски.

Он глубоко вдыхает. А затем еще раз. И еще, тем самым не позволяя себе выдохнуть. Его грудь надувается, словно воздушный шар, растягивая еще больше грудную клетку. Я слышу, как сухожилие вот-вот лопнет. Затем, не понимая, что собственно происходит, как его руки тянутся прямо к моему лицу. Все произошло так быстро, что я едва ли успел заметить. Он схватил меня за воротник, а нож прижал к стене. Я со всей силы бью его по шее и плечам, но для него я всего лишь котенок, играющий с ниткой.

Затем он выдыхает, выпуская воздух через толстые губы, сладкий дым, окутывающий мои глаза и ноздри так крепко и приторно, что у меня подкашиваются коленки. Откуда-то сзади я чувствую руку матери. Она выкрикивает мое имя и тянет подальше от него.

— Ты отдашь ее мне, мой сынок, либо же умрешь, — и он отпускает меня в объятия матери. — В твоем теле будет гнить скверна, а разум вытекать через уши.

Я не двигаюсь. Не говорю. Лишь дышу, не более того, и ощущаю себя не здесь, а где-то очень далеко. Я стою в оцепенении. Немного сбитый с толку. Я слышу визг матери, и, как она склоняется надо мной, пока, наконец, Анна не вырывает дверь с петель.

— Почему ты не взял меня с собой? — я слышу ее голос.

Анна, моя сильная и устрашающая Анна. Я хочу предупредить ее об опасности, что это существо с гниющими рукавами может обмануть ее, но не в состоянии этого сделать. Так что теперь мы с мамой съеживаемся между двумя одинаково шипящими, самыми сильными духами, что мы когда-либо видели прежде.

— Переступи порог, красотка, — говорит он.

— Лучше ты, — отвечает она.

Она напряженно борется с барьерным заклинанием; ее голова, должно быть, раскалывается, как и моя. Ее черная кровь тонким ручейком бежит с носа и окрашивает губы.

— Возьми нож и выходи, трус, — кричит Анна. — Выходи и сними с меня эту цепь!

Он закипает в ярости. Теперь он смотрит на нее со скалящими зубами.

— Либо же твоя кровь окажется на моем лезвии, либо же к утру мальчик присоединится к нам.

Я хочу ухватиться за нож. Только не чувствую свою руку. Анна выкрикивает что-то еще, но я уже не слышу ее. Мне кажется, что мои уши набиты ватой. Я действительно больше ничего не слышу.

Мне казалось, что я очень долго находился под водой. Я сдуру исчерпал весь свой кислород и, даже если знаю, что поверхность находится в каких-то двух прыжках отсюда, едва ли могу прорваться к ней сквозь удушающую панику. Перед глазами все расплывается, когда я их открываю и делаю первый вдох. Не помню, задыхался ли я прежде. Чувствовалось, будто это все еще я.

Первое, что я вижу после пробуждения, лицо Морфана слишком близко, прикованное ко мне взглядом. Я инстинктивно пытаюсь вжаться в то, на чем лежу, дабы его борода с запахом мха находилась от меня на безопасном расстоянии. Он шевелит ртом, не издавая ни звука. В комнате царит полная тишина, не слышно ни шума, ни какого-либо другого звона. Мои уши еще не пришли в норму.

Слава Богу, Морфан отстранился от меня и теперь разговаривает с мамой. А затем Анна, внезапно попадая в поле моего зрения, опускается на пол рядом со мной. Я пытаюсь повернуть головой в ее сторону. В полном молчании она прикладывает пальцы к моему лбу. Вздох облегчения слетает с ее губ.

Странным образом ко мне сразу возвращается слух. Сначала мне слышатся приглушенные звуки, но затем, когда они становятся чуть четче, я не понимаю их сути. Думаю, мой мозг представил себе, что он разорван на части и теперь медленно выпускает свои щупальца, цепляясь за нервные окончания, и пробивается через изъяны синапса, радуясь от того, что он все еще способен работать.

— Что происходит? — спрашиваю я, мой мозг-щупальце наконец-то нашел путь к моему языку.

— Иисусе, чувак, я думал тебя поджарили, — восклицает Томас, появляясь из стороны, как я теперь вижу, того же антикварного дивана, на который меня положили в первый раз в ту ночь в доме Анны, когда ударили по башке. Я нахожусь сейчас в магазине Морфана.

— Когда тебя принесли… — начинает Томас, но не оканчивает рассказ, я же знаю, что он имеет в виду. Я кладу руку на его плечо и сжимаю.

— Со мной все в порядке, — отвечаю я и с небольшим усердием немного приподнимаюсь. — Я попадал и в худшие передряги.