Стивен Кинг - Светящийся

— Ты все еще боишься, док? — спросила она Денни, не решаясь задать вопрос более прямо.

— Да, — ответил он просто, но сейчас я хожу только в нестрашные места.

— Папа говорит, что рано или поздно лесная охрана из заповедника станет раздумывать, почему мы не отвечаем на вызовы по передатчику, и тогда они явятся сюда, чтобы разузнать, в чем дело. Они могут спустить нас с гор. Тебя и меня. Папа останется здесь — пусть коротает зиму один. У нас для этого есть основания. В некотором смысле, док… я знаю, тебе трудно понять… мы в безвыходном положении.

— Да, — ответил он равнодушно.

Сегодня, в это великолепное утро, родители были наверху, и Денни знал, что они кончили заниматься любовью и сейчас дремлют в спальне. Они счастливы и довольны. Мама еще не совсем отделалась от страха, а настроение отца было каким-то неопределенным — чувство вины у него смешивалось с довольством, словно он совершил что-то, чего стыдится и чему в то же время радуется. Это что-то он тщательно скрывает, запрещая себе думать об этом. Денни недоумевал, как можно одновременно стыдиться и радоваться чему-то. Вопрос сильно беспокоил его. Просвечивание отца давало странную картину: чего-то, похожего на спрута, вытянувшего к небу свои щупальца. Когда Денни сосредоточивал мысли на отце, тот пристально вглядывался в сына острым, пронизывающим взглядом, словно ему было ясно, что проделывает Денни.

Мальчик стоял в главном холле, готовясь к выходу. Последнее время он много гулял, катался на санках и ходил на снегоступах. Во дворе, при солнечном свете, ему казалось, что тяжесть его отпускает. Встав на стул, Денни снял с вешалки свою куртку, лыжные штаны и уселся, чтобы натянуть их на себя. Сапоги стояли на полке — он натянул их в последнюю очередь, высунув от усердия кончик языка. Осталось надеть рукавицы и обернуть шею шарфиком, после чего он был готов к выходу.

Денни подошел к кухонной двери и здесь остановился в раздумье. Ему надоело играть на заднем дворе, который в это время дня накрыт тенью, не хотелось находиться даже в тени отеля. Поэтому он решил надеть снегоступы и отправиться на игровую площадку. Правда, Дик Хэллоранн велел ему держаться подальше от зверей живой изгороди, но эта мысль не тревожила его. Сейчас они похоронены под сугробами, из которых торчат только голова кролика и хвосты львов их вид казался ему скорее забавным, чем страшным.

Денни крепко привязал снегоступы к ногам шнурками. Отец говорил, что у него определенно есть талант к ходьбе на снегоступах — для этого требовалось лениво волочить ноги и движениями лодыжек стряхивать снег с переплетения лыж перед тем, как сделать следующий шаг. Все, что ему нужно, так это укрепить мышцы лодыжек и бедер. При ходьбе на снегоступах лодыжки болят не меньше, чем при катании на коньках, потому что все время надо стряхивать снег. Денни каждые пять минут был вынужден останавливаться и давать отдых ногам.

Но по дороге к игровой площадке отдых не понадобился — дорога шла под уклон. Преодолев чудовищный снежный занос у парадного крыльца «Оверлука», Денни через десять минут оказался на игровой площадке и даже не запыхался.

Площадка, засыпанная снегом, производила даже боле приятное впечатление, чем летом. Цепи на качелях застыли в самых странных изломах, доски сидений касались снега. Канат на гимнастической стенке оброс сосульками. Над снегом высились только трубы на крыше игрушечного «Оверлука».

Хорошо, если бы так завалило снегом настоящий «Оверлук», только без нас.

Цементная труба высовывалась из-под снега в двух местах, как эскимосское иглу. Денни протопал к трубе, присел на корточки и принялся раскапывать снег. Вскоре показался вход в черный тоннель, и Денни нырнул в него. Он изображал Патрика Макгухана, тайного агент (сериал о нем показывали по телевизору, и отец отказывался даже от работы по вечерам, чтобы посмотреть его, а Денни сидел у телевизора рядом с ним). Где-то здесь, в конце трубы, находилась антигравитационная машина русских. Денни вытащил воображаемый автомат и пополз по бетонной трубе, широко раскрыв глаза, готовый отразить любую опасность. Противоположный конец трубы был основательно забит снегом. Он пытался раскопать снег, но, к своему удивлению, обнаружил, что снег по прочности не уступает льду.

Игра рассыпалась в прах, как только Денни осознал, что закупорен в цементной трубе. Он слышал собственное дыхание, влажное и учащенное. Через дыру, проделанную его руками в снегу, проникал слабый свет. Вдруг ему захотелось, как никогда, вновь очутиться на солнечном свету. Папа и мама не знают о том, где он находится, а края снежной дыры могут обвалиться, и он окажется в западне — ведь «Оверлук» не любит его.

Денни с трудом развернулся и на четвереньках пополз обратно к выходу, шурша сухими прошлогодними листьями, наметенными сюда ветром прошлой осенью. Он добрался до конца тоннеля, когда обнаружил, что снег действительно обрушился, не очень сильно, однако достаточно, чтобы прекратить доступ света и забить выход, оставив его в темноте.

Его охватила паника, и он потерял способность рассуждать. Скованный ужасом ум подсказывал ему, что он навсегда останется здесь, в темноте и холоде, и

что-то находится здесь, рядом со мной

у него перехватило дыхание, кровь застыла в жилах. Да, да, кто-то был позади, какая-то ужасная вещь, которую отель припас специально для такого случая. Может быть, огромный паук, спрятавшийся под сухими листьями, или крыса… или труп ребенка, умершего здесь, на детской площадке. Могло такое случиться? Да, вполне. Он подумал о крови на стене президентских апартаментов, о женщине в ванне, о каком-нибудь несчастном ребенке, который сорвался с гимнастической стенки или качели и раскроил себе череп. Теперь он ползет следом за Денни в надежде найти вечного товарища для вечных игр на игровой площадке.

За спиной, у дальнего конца бетонной трубы, послышалось крадущееся потрескивание сухих листьев, словно кто-то полз за ним на четвереньках. В любой миг чьи-то холодные пальцы могут сомкнуться на его щиколотке.

Эта мысль вывела его из состояния паралича, он принялся раскапывать рыхлый снег, забивший входное отверстие трубы, по-собачьи отбрасывая его между ног. Сквозь снежную стенку просачивался голубой свет. Денни пробивался наружу, как ныряльщик, выплывающий из толщи воды. Край трубы оцарапал ему спину, снегоступы цеплялись друг за друга. Снег сыпался в лицо и за шиворот, а он яростно разгребал этот снег, пытающийся удержать его здесь, втянуть в трубу, где невидимая, шуршащая листьями вещь хочет схватить его, чтобы оставить тут навеки.

Затем он вырвался наружу. Лицо, поднятое к солнцу, было белым от снега и страха — воплощенная маска ужаса. Он пополз по снегу подальше от трубы, тяжело дыша, подполз к гимнастической стенке и здесь остановился, чтобы поправить снегоступы и отдышаться. Он не сводил глаз со входа в трубу, ожидая, что там кто-то появится. Никого не было, и дыхание Денни стало успокаиваться. Кто бы там ни был в трубе, он не посмеет показаться на солнечном свету — он прячется во мраке трубы и, возможно, появляется, когда наступает ночь.