Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

– Саш, ты что, очнись! Ну, давай, куда тебя ранило?! – Никита пытался привести друга в чувство, но тот лишь пробормотал: «Людка придет… ругаться буде…» Взгляд его окончательно остекленел. Майор, сука, был профессионал, попал прямо в сердце…

Предаваться отчаянию было некогда. Парень выскользнул на балкон, влез на перила, мощным рывком подтянулся. Жесть предательски захрустела, но выдержала. Уход и спуск по пожарной лестнице вроде прошли незамеченными. Сашка так и остался лежать рядом со связанными гэбистами и их ополоумевшим шефом…

В торговом центре Настя и Виктор быстро отыскались – понуро сидели за столиком в кафешке. Сердце-то – вещун… Печальное известие повергло их в ступор. Вот тебе и «казаки-разбойники»… Настя прослезилась. Только необходимость срочных действий не дала ей разрыдаться в голос. Пока шли обратно к церкви, Настя, мужественно борясь со слезами и страхом, скороговоркой рассказывала ребятам о патриархе Никоне и затеянной им Схизме. Ну, что – зря, что ли, столько книжек перерыла?! Старалась отвлечь и себя и друзей от горьких раздумий, но на ходу получалось, что она просто что-то там свое бормочет. Парни хмуро слушали вполуха:

– Никон рассчитывал, что после реформы расстановка сил в государстве изменится, и мягкий, слабовольный на вид царь окончательно попадет под безраздельное влияние патриарха. Ибо за всеми мелочами – ну, креститься троеперстием, Исуса Иисусом называть и тому подобное – скрывалось ненасытное властолюбие Никона, положившего в основу своих деяний слова Доната Великого [1] : «Императору нет дела до Церкви, но Церкви есть дело до всего!»

Однако тишайший царь, хоть и вроде прост был, а довольно быстро понял, чем грозит ему и государству беспримерное возвышение Никона. Тот ведь велел себя величать Государем! На церковном соборе Никона лишили сана и сослали в дальний монастырь со строгим уставом. Однако его реформы были закреплены – породив схизму. Ну, – раскол, долгие годы смущавший духовную жизнь россиян. По сути, он до сих пор не преодолен. Поезжайте на Рогожскую заставу, поглядите на старообрядцев! Мы с отцом там однажды побывали, так ему записочку кто-то прислал, прямо в церкви: «Бритие бороды есть латинская ересь!»

Спустя много лет Алексей Михайлович смилостивился и разрешил Никону жить поближе к Москве, но больной патриарх-расстрига умер на пути к столице…

Тут Виктор перебил неинтересную и малопонятную для него речь девушки, которая уже задыхалась от быстрой ходьбы и еще более быстрой речи:

– Никит, а что им надо? Если они легко человека уничтожили, то – ясный корень – дело не в том, что они ищут убийц Патриарха.

– Потом расскажу, – обронил Никита, сам еще не решивший, можно ли доверить товарищу тайну. Страшную тайну, как выяснилось… Да и нужно ли? Ведь он так и не заметил перстня.

Подошли к церкви, уже закрытой для прихожан. Тихо постучали… Пришлось ждать, но вот дверь приоткрылась: на пороге показалась темная фигура и смутно знакомый голос прошептал: «Входите, дети мои…» Чья-то фигура отступила в сторону, пропуская ночных посетителей.

В пустой церкви пред образами еще догорали свечи. «Странно, – подумала Настя, – бабушки их обычно собирают к ночи…» В робком мерцании огоньков беглецы разглядели высокого седобородого священника в темном облачении. Даже длинная епитрахиль мерцала на груди золотым шитьем, словно старик собрался кого-то исповедовать. Когда свет упал на его лицо, Никита вздрогнул: таинственного старца нельзя было отличить от покойного Алексия, Патриарха Всея Руси! Он печально улыбнулся и ласково сказал:

– Здесь вы в безопасности. Вот, сын мой, и довелось свидеться… Только не прикасайтесь ко мне! – предостерег Алексий, видя, как Никита инстинктивно устремился в его сторону, пытаясь по привычке преклонить колени…

– Отец, ты ли это?! – лицо Виктора за плечом Никиты было белее мела. А Настю опять охватило удивительное спокойствие. От фигуры будто веяло уверенностью и… надеждой.

– Я, сын мой… – старец тяжело вздохнул и, обращаясь к Никите продолжил, по обыкновению своему слегка «окая», – нелегкий путь тебе предстоит, и даже я не знаю его исхода… Одно могу сказать: поведет дорога далеко отсюда, на восток, в древние Алтайские горы. Будь тверд – многое теперь только от тебя и мужества твоего зависит. Сам знаешь, «один в поле не воин», – так что спутников своих береги… Однако на все воля Божья… Дорогу тебе укажет некий человек, он тебе кое-что объяснит, ну, да скоро сам все узнаешь. Очень скоро… Завтра вам встреча предстоит. Мы с ним не были друзьями при жизни, а теперь… Может быть, лишь он один и способен вам помочь… Перстень этот береги, он выведет тебя к другим Знакам. Пять их всего, в разных странах схоронены… Не должны попасть они в дурные руки. Использовал я силу перстня, многогрешный, о пользе для Церкви радел… Да злодей оказался сильнее меня.

– Откуда этот перстень, Отец? – еле вымолвил взволнованный Никита. Настя и Виктор по-прежнему стояли за его широкой спиной, понимая – они тут сейчас не главные, помалкивать надо.

– Древняя это вещь, возможно, самая древняя на свете… Исповедовал я на смертном одре одну старушку, еще когда молодым священником был… Открылась она мне, что служила в горничных на даче Иосифа Сталина и находилась там в те мартовские дни 53-го… Когда генсека нашли в параличе, он, по ее словам, лежал и вроде как судорожно тянулся к чему-то. Тогда не обратил никто на это внимания, а уже потом, убираясь в комнате, женщина и нашла перстень – он под диван закатился. Взяла грех на душу – спрятала и никому ничего не сказала. Много зла после в ее семье произошло… Дочь повесилась, муж спился, сын в тюрьму попал… Повинилась она Господу, да и отдала кольцо. Сказала, что у меня оно сохраннее будет и, может, я молитвами силу эту зловещую успокою. Запомни, сын мой, камень этот синий несет гибель тем, кто не имеет права владеть им! Вот и я поплатился за то, что столько лет тайно хранил перстень… Вижу – тебя он признал… А я даже надеть на палец его не мог. Думал безнаказанно им пользоваться. Как же я ошибся! Впрочем, все смертны, и это великое благо…

Не сразу стало понятно, что это за реликвия, а когда догадался… В древних книгах упоминания отыскал… Ну, девушка твоя тебе уже кое-что, знаю, рассказала. Вот, возьми этот древний свиток, тебе его растолкует… кто надо, только помни – это лишь часть Великой Тайны, а остальное откроется тебе в свое время!

Говоря это, Алексий медленно приблизился к аналою, вынул из складок рясы небольшой предмет и положил его на раскрытую книгу. Фигура словно колебалась в слабом свете свечей, по сводам метались жутковатые тени, и Никите никак не удавалось ясно разглядеть того, кого он так любил и почитал. Словно преодолевая боль, Алексий с трудом продолжил: