Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

Оставаясь наедине с собой, владыка продолжал рассуждать языком боевого офицера ГРУ. Он и в сане предстоятеля оставался стратегом, только противник теперь был куда более силен и опасен. Прошлое, особенно его прошлое, не выветривалось из души никакими молитвами и постами. Да и надо ли? В елейности ли благодать? В бездействии ли правота?

А противник тем временем зализывал раны и собирал новые силы.

В сумраке необъятной пещеры Серый Мастер вновь стоял перед Хозяином в своем изначальном обличии. Опустив голову, он с трудом скрывал злорадство. Ибо сгусток тьмы теперь больше походил на побитое молью пальто, небрежно брошенное в резное кресло, напоминающее трон каких-то древних царей… Голос Хозяина был еле слышным. Надо думать, схватка в Бари оказалась болезненной для того, кто привык являться своим рабам во всем блеске невероятного могущества. «Значит, он не столь и всемогущ?» – почтение Мастера таяло, а то, что едва ли можно было назвать душой, наливалось торжеством. – «Но виду показывать нельзя, кто его знает, ведь опять что-то говорит, приказывает… Ведь не единожды он восставал, как феникс из пепла… Увы, похоже, – и теперь конец его еще далек… Зато перстень может стать близким, очень близким!»

Вновь вспомнился тот ужасный день кромешного отчаяния, когда он, измученный изгнанник Авиафар, бывший первосвященник Иудейский, встал на сторону Зла… Зачем, зачем он не погиб тогда под клыками шакалов? Разве отблеск могущества, ставшего доступным и поначалу вселявшего мрачную гордость, смог заполнить страшную пустоту в груди, где когда-то билось живое человеческое сердце?

Тень в кресле шевельнулась. Опять раздался тихий, будто измученный голос. Однако постепенно набиравший былую мощь:

– Их путь должен лежать обратно в Москву… Они страшатся этого, не хотят… Но прежде будет Киев… Там надо, наконец, отсечь хранителя перстня от спутников и заставить его ехать в Москву… С его помощью выберут патриархом того, кого мне надо! Для этого хранитель должен бояться, смертельно бояться нашей силы! И запомни, мне нужны ВСЕ святыни, – голос набирал силу. Только он может вывести на них, только он способен… – голос затих.

– Будет исполнено, – Серый Мастер еще ниже опустил голову, страшась, что его истинные мысли станут известны Господину. Но, видно, силы того и правда еще не восстановились. Тень вновь слабо зашевелилась. Вырвался стон, словно каждое движение причиняло сильную боль. – Ступай, добейся… Ты все понял?

– Да, Господин! Подручный растворился во тьме. Тень приподнялась и, стеная, приблизилась к огню. Сомнения снедали разум странного существа:

«Ничего он опять не сделает, скудоумный… Надо самому вмешаться. Надо так напугать хранителя перстня, чтобы он убрался из Киева в Москву. Там поиск остальных Предметов получит продолжение, только там… Глупый, жадный Авиафар… Мечтает завладеть одним только перстнем… Что ж, он просто человек, жаждущий власти. Все мои слуги таковы: подавай «здесь и сейчас»! Дальше их притязания не простираются… А мне нужны все Пять, тогда я смогу возродиться и вновь обрести свой божественный облик!»

В пламени замелькали образы, среди которых на первый план выступило лицо седобородого старца в камилавке. Он стоял возле большого черного автомобиля и пристально смотрел на высокого парня в толпе народа… Но вот видение исчезло и на пылающих углях возникло новое: металлический обруч, украшенный большим филетово-багровым камнем…

«Я заставлю тебя, Никита, найти и этот венец, и остальное! А ты пока думай, что спасаешь мир!»

Передышка во Львове, сколь отрадная, столь и краткая, подошла к концу, подарив ребятам только волнующую историю невероятного происхождения Никиты.

Особист, следовавший за ребятами по пятам, организовал их дальнейшее перемещение в Киев. Это ведь только витии народные да популисты-политики могут нести по кочкам «клятых москалей» или «хитрых хохлов». А на уровне вменяемых людей и связи сохраняются, и дружба, и понимание.

Так что на таком же карманном самолетике Никита «со товарищи» прибыл в столицу «незалежной». Аккурат на григорианские празднования. По старой антисоветской традиции народ что в Украине, что в России отмечал все виды Рождества, было бы еврейское – и его бы «залакировали»!

Разместились, благодаря Даниле, с прежним комфортом, в одной из частных маленьких очаровательных гостиниц, совсем недалеко от Крещатика. После прелестного Львова столица Украины закружила суетой и обилием всего: народа, зданий, звуков, запахов.

Любознательного князя мучил вопрос:

– Насть, а вот Киев – он же мужского рода?

– А какого ж еще?

– Тогда почему он – «мать городов русских»?

– Ну, это так образно говорят… – Настя вдруг тоже задумалась: в самом деле, а почему? Топографический трансвестизм какой-то!

– Разговорчики в строю! – вмешался с улыбкой Никита, немного отошедший от осознания величия своего знатного происхождения. Особенно после споров Насти и Данилы о том, как его теперь именовать: «Золушек» или «Саженец» от слова «сажа». Сошлись на «Трубочисте»…

– Давайте лучше решим, что дальше делать. Может, в Лавру поход организуем? Там интересно: мумии всякие…

Все было ясно: мальчишка опять взял верх над стратегом, а советский беспризорник – над потомком римских цезарей.

В святая святых русского православия шла своя неспешная жизнь. Измученным проблемами и суетой мирянам она обычно кажется такой безмятежной, такой привлекательной. А чего – молись да в огороде копайся, в то время как вокруг кипят страсти и «человек человеку волк». Эх, если бы только наивные миряне знали, какие омуты скрываются за тихой гладью монастырского послушания… Отгородиться от внешнего мира – значит создать свой особый мир, а человек… что ж, он везде человек. Стало быть, грешен.

И все же святость – не пустой звук. Когда Никита, сопровождаемый друзьями, стал спускаться в дальние пещеры, сапфир зажегся своим призрачным голубым светом и разгорался все ярче по мере продвижения к местам, где в каменных нишах лежали древние мумии безымянных монахов. Настя с Данилой прошли вперед, увлекаемые почтенным бодрячком-экскурсоводом, молотившим свою познавательную информацию со скоростью печатающей секретарь-машинистки.

А Никита задержался возле одной из ниш, – внезапно закружилась голова и сквозь звон в ушах вдруг послышался – как странно! – низкий голос, шепчущий какие-то слова, поначалу непонятные. Потомок полководцев и цезарей прислонился лбом к ледяному камню и попытался сосредоточиться. Такие приступы дурноты бывали с ним и раньше: то ли старые контузии давали о себе знать, то ли ужасы войны так угнетали… Но никогда никакими галлюцинациями не сопровождались.