Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

Незнакомец пошатнулся, но овладел собой и сказал негромко:

– Данила, тебе надо скрыться в укромном месте и оберегать девушку. Я объясню, куда надо ехать и как можно быстрее! А я пока должен заняться хранителем перстня. Ему сейчас тоже нелегко. Ведь Никита не знает, что мы спасли Настю. И еще… Не стыдись своей любви и не бойся ее – мы не властны над чувствами. Но! Должны быть властны над поступками. И не волнуйся, – бородач бросил быстрый взгляд на распростертое у ног тело, – эта женщина останется жива, ее раны не смертельны. Она просто ничего не будет помнить. А теперь пошли!

– Но кто Вы? Откуда… – и тут Данила вспомнил, что мельком видел незнакомца, когда посещал московский храм на улице Радио!

– Да, вижу, ты вспомнил, – улыбка промелькнула на бледном от недавнего напряжения лице мужчины. – Меня послал Серафим, твой духовный отец. Зовусь Сергий. Остальное – потом. А то, что ты видел – обычная практика экзорцизма, изгнания бесов. Как видишь, подействовало! А за тот удар прости – не успел я вовремя выключить охранников, – тут Сергий резко обернулся, в глазах мелькнула тревога.

А Данила вспомнил, как они ворвались в здание, как на них остервенело набросилась охрана, санитары, и вот-вот должен был закипеть неравный бой, как вдруг все противники стали медленно падать, не оказывая никакого сопротивления. А странный гигант просто стоял и смотрел на них… Но один из нападавших все же успел двинуть князю по лбу – искры из глаз посыпались!

В глубине здания раздался шум – шаги, голоса. Таинственный Сергий бросился к двери, которую так и не смогла открыть Настя. Поколдовал с замком, и та внезапно распахнулась – прямо в освещенный одиноким фонарем двор, где бесновалась настоящая метель.

Шум приближался.

– Очнулись, аспиды и василиски! – неожиданно-весело пробормотал экзорцист и ловко протиснулся в узкий проем всей своей огромной массой. Следом выскользнул князь с Настей на руках, они мгновенно растворились в кутерьме снежинок и завываниях ветра.

Подбежавшие санитары бросились оказывать помощь своей начальнице, проклиная таинственных террористов, совершивших дерзкий налет на лучшую в городе психиатрическую клинику.

Пока шла борьба за Анастасию, в патриарших покоях на Пушкинской улице разворачивались свои события.

Никита стоял перед Феофилом, который мягко увещевал его отдать перстень и покаяться в грехах – воровстве и гордыни: мол, присвоил себе господин Лазарев церковную реликвию и пользуется ею как избранный!

Запиликавший в кармане мобильник охранник тут же отобрал, лишив пленника связи с внешним миром. То, что он в плену, Никита уже сообразил, несмотря на «отеческий» тон владыки. Но до поры до времени тревожился не особо, полагаясь на чудесную силу перстня. Просто хотел по-хорошему договориться, без крайних мер. Начни бузить – а Настя-то все еще непонятно где… И что им, аспидам, в голову тогда взбредет?

Парень, уже повидавший всяких охотников за святыней, мрачно слушал архиерея и молчал. Вызывающее молчание стало раздражать Феофила, нотки пастырской кротости в его голосе сменились приступом истеричной ярости, совсем старца не украсившей.

– Как же ты, ничтожный, посмел так поступить? А, господин Лазарев?!

– А никак! – вдруг дерзко ответил Никита, а сам подумал: «Сейчас еще смердом обзовет, а то и по матушке склонять станет… Недолго отцом родным прикидывался – ишь как переменился!»

Протянул вперед руку, украшенную сияющим сапфиром.

– Он сам выбрал меня хранителем, я не напрашивался! Попробуйте снять перстень – я не возражаю отдать его. Слишком много с ним хлопот!

Патриарх не выдержал искушения и, как одержимый, алчно вцепился в руку, тщетно пытаясь скрутить кольцо. В глазах плясали безумием уже явственные языки багрового пламени. Камень засветился так ослепительно, что старец отпрянул с криком, дуя на пальцы, словно обожженные неведомым огнем. Никита между тем ничего не почувствовал, лишь легкая усмешка скользнула по его лицу, когда он брезгливо отдернул руку.

– Ну что, убедились?

И, продолжая направлять лучи перстня на злыдня, парень мысленно попытался приказать ему встать на колени. Но… ничего не произошло! Видимо, чтобы сломить врага, одной силы перстня было мало, а помощи, как тогда, в Бари, ждать не приходилось. Старец выпрямился, страшная борьба отразилась на его лице, но он смог выстоять!

Никита растерянно опустил руку…

Феофил рухнул обратно в кресло и отер пот с побагровевшего лица. Отдышался. Проговорил зловеще:

– Ну, что же, сын мой… Не действует на меня твоя штука! Придется, видно, говорить по-другому.

Он позвал охрану и приказал:

– Возьмите-ка этого доброго молодца и снимите с его пальца перстень. Надо будет палец отрезать – режьте!

Бледного Никиту окружили. Но тут выяснилось, что несчастные отморозки никакого перстня не видят и понятия не имеют, что владыке нужно от парня! А тот от злобы окончательно потерял человеческий облик.

Взглянув внимательно в перекошенное, озверевшее лицо мучителя, «господин Лазарев» вдруг понял, что перед ним не архиерей вовсе, а какое-то неведомое существо. Неведомое и крайне, смертельно опасное. С чем-то подобным уже пришлось столкнуться на Алтае…

Пастырь на глазах менялся – трудно было узнать. Он вновь поднялся из кресел и оказался вдруг огромного роста – даже охранники попятились. Глаза сузились в щелки, рот злобно ощерился, речь стала уже вовсе не пастырской, а какой-то бандитской:

– Что, герой, страшно? А ты знаешь, что будет с твоей кралей, если ты не послушаешь меня? Мы ей не только все пальцы отрежем! Мы ее… – изо рта пошла пена.

Оборотень умолк, перевел дух. Было слышно только, как скрипят мозги незадачливых подручных. И словно новая мысль вдруг мелькнула в его налитых кровью глазах, нацеленных на Никиту:

– А впрочем… Можешь не отдавать перстень! Но вот мое условие: отправляйся в Москву и там подчини Дамиана воле перстня, пусть он откажется от участия в выборах, пусть забудет навечно о сане патриарха! Помни: ты должен помешать его избранию! Тогда я верну тебе твое «сокровище», – в последних словах отчетливо читалось высокомерное презрение.

Лишенный возможности что-либо знать о судьбе Насти и Данилы, несчастный Никита тяжко задумался. Может, и правда – надо ехать в Москву и выполнить волю этого монстра, чтобы от них отвязались?