Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

– Все равно, что бомжа президентом избрать! – встрял возмущенный таким безобразием Никита, для которого порядок и справедливость были святы. – А гемофилия… это когда кровь не сворачивается? Да, попался нам один такой чеченский мальчик, случайно раненный… Так и умер, бедняга, не смогли остановить… До сих пор его взгляд помню, затравленный, ненавидящий… И чего дальше было?

– Появление якобы чудом спасенного Дмитрия, злодейски убиенного в Угличе младшего сына Грозного, вогнало в гроб испуганного Годунова. Еще бы – он-то был уверен, что маленького царевича, последнюю преграду на пути к трону, наверняка зарезали. Хотя по меркам того времени Дмитрий считался незаконнорожденным – как же, сын Марии Нагой, шестой жены, а церковь через силу признавала законными только три брака!

Нежданным было это появление, стремительным и поначалу удивительно триумфальным. И тоже непонятно: как он смог всех – все-ех! – убедить, что царского рода и трон по бесспорному праву должен принадлежать ему? Вот называют его Самозванцем, беглым монахом-расстригой Гришкой Отрепьевым, но уже давно историки доказали, что беглый монах и царевич – не одно лицо. И был Дмитрий образован, с Папой Римским переписывался. Держал себя – какой уж там «беглый монах»! Опять мелькает блеск перстня, наверняка доставшегося ему от отца! Не подарил ли он это сокровище возлюбленной супруге своей, Марине Мнишек? После чего не получила ли она над ним огромную власть? Ведь ее короновали, впервые царицу на Руси короновали! Раньше царские жены и царицами-то величались из вежливости, помазания на престол над ними никто никогда не совершал. Знаешь, поглядела я на ее изображения… Ну, ничего красивого! – Настя не удержалась и чисто по-женски возмутилась вопиющим фактом: какую-то не особо знатную польку возвели на российский престол, а была она и пучеглазой, и длинноносой!

– Бывает! – проворчал многоопытный Никита. – Вот у нашего комбата жена – ты бы видела, как он ее письма ждал, с ума по ней сходил, тосковал… А когда убили его… Из паспорта фотка выпала – так, ничего особенного… Толстушка в кудряшках. Только ты того… опять не в ту степь пошла.

Настя с удовольствием поглядела на себя в большое старое зеркало, висевшее над комодом. По семейному преданию, принадлежало оно якобы еще Павлу I, но время не пощадило раму, да и амальгама пошла пузырями – так что пришлось сослать зеркало на дачу… Увиденное успокаивало: не «толстушка» она, и не в «кудряшках» всяких дурацких! Вон, коса какая замечательная! И Никита смотрел преданным собачьим взглядом, словно требовал «Chappy». Без всяких яких было видно: обожает! Девушка поправила выбившуюся прядь и продолжила:

– Погиб свергнутый Дмитрий Первый печально и незавидно, год всего правил… Марина долго скиталась по России. В надежде вернуть себе престол объявляла расплодившихся самозванцев своими спасшимися мужьями. От одного даже сына родила…

– Вот же пришмандовка! – не удержался бывший солдат, для которого женская преданность входила в число главных сокровищ мира. Но Настя пропустила мимо ушей его крепкий эпитет, лишь задумчиво произнесла, глядя в окно:

– А мне, знаешь, жаль ее… Одна, среди чужого народа, она не сдалась, возвращаться на родину не захотела. Сильная была… – девушка перевела взгляд на любимого и зарделась. – Чтобы я таких слов солдафонских больше не слыхала! Ладно, слушай лучше, «блюститель нравственности».

Наконец, Марину схватили, заточили, перстень, надо думать, отняли. Не достался ли он Федору Романову? Иначе – патриарху Филарету, получившему свой сан в Тушино, от Лжедмитрия II, прозванного Тушинским вором. Представляешь, – это в нашем затрапезном Тушино когда-то Лжедмитрий II лагерем стоял!

Далее. Царю Василию Третьему Шуйскому, великому интригану и бездарному самодержцу, трон достался многолетними происками. Но в Смутное время это воспринималось едва ли не как должное. И, уже получив вожделенную власть, Шуйский никак не мог остановиться в своих интригах. До того дошло даже, что жена его на пиру отравила смелого воина и талантливого полководца князя Скопина-Шуйского, начавшего наводить в стране порядок. Испугались Шуйские популярного в народе дальнего родича, да недолго им было царствовать, видать, и козни иной раз осечку дают. Одно дело – интриги плести, а совсем другое – государством управлять! Препроводили царя Василия в монастырь.

Наконец, к власти пришли Романовы, по сути получив ее через родство – смешно сказать! – с незабвенной Анастасией, первой женой Ивана Грозного. Филарет какое-то время правил страной при сыне Михаиле. От него перстень впоследствии перешел Патриарху Никону, возомнившему себя на Руси главным и пытавшемуся подчинить себе Алексея Михайловича, царя Тишайшего… Может, не люди овладевали перстнем, а перстень – людьми? Иначе откуда столько властолюбия и гордыни в простом мордовском крестьянине? Царь поначалу был от Никона в полном восторге, уважал его как никого возле себя… Да только перстень присмотрелся к своему хозяину, да и… передумал. Лишили Никона патриаршего сана, сослали в глушь…

Рассказ был прерван хныканьем мобилы: звонил охранник Сашка, все же вспомнивший одну «небольшую» подробность. Оказалось, среди следов, найденных на месте преступления, различили два типа обуви. Вроде как двое убийц было. Никита понял, что его следы на полу остались и были обнаружены. Выругался в сердцах и тут же получил в очередной раз от Насти по кумполу за сквернословие. Но парень лишь отмахнулся, лихорадочно соображая, что же делать.

Обувь надо было немедленно уничтожить. Почти новые ботинки подверглись безжалостному сожжению на дворе, вместе с мусором. Хорошо, нашлись старые башмаки – Никита в последнее время старался как можно чаще уединяться с любимой на даче. Много чего по хозяйству делал – мужик все-таки! В его многосемейной коммуналке было не очень-то удобно встречаться. Особенно после того как пьяный соседушка, – видать, «белка прискакала», – полез драться. Пришлось вырубить.

Отец названный, царство ему небесное, обещал помочь с квартирой, да не успел… За отпечатки свои начальник охраны особо не боялся – слишком часто бывал в резиденции, и к Алексию был вхож запросто – это все знали. Так что его «пальчики» могли быть где угодно. А вот свежие следы на полу, возле тела…

А сразу после позвонили из секретариата Патриархии. Задушевно, с великой печалью в голосе попросили явиться для беседы. Кто приказал: «к ногтю!», не сказали. Вы, мол, приходите и все. Трусом Никиту никак нельзя было назвать, но противный холодок ползучего предчувствия беды опять впился в позвоночник. Главное, как, как скрыть, что был там, если на пальце перстень патриарший, не снимаемый, яркий? Страх передался Насте, которая стала уже конкретно бояться перстня, с его таинственным и страшноватым влиянием на всех, кто даже просто прикасался. А, может, подобно Саше, – не заметят? Голова пухла от опасений и переживаний. Армейский неоценимый опыт, конечно, помогал справиться с тревогой, но теперь не было над Никитой ни «батяни-комбата», ни Патриарха – царство им обоим небесное, – да и друзьями себя окружить было нельзя: слишком опасно. Впервые парень оказался вроде главнокомандующего маленьким войском – он да Настя. А схватка предстояла не на жизнь – на смерть. Смерть… Умирать не хотелось категорически! Хорошо, – подруга проявила неожиданное мужество и смекалку: уложила парня спать, и не только спать. Утро, дескать, и вправду вечера мудренее!