Евгений Константинов - Предел безнаказанности

Они долго спорили, и, в конце концов, жена, заявив, что отблагодарить врачей просто обязана, убежала в ближайшую булочную-кондитерскую. Крымов же вытащил из почтового ящика свежую газету районных новостей и, как всегда, в первую очередь заглянул в раздел криминальной хроники и происшествий. А через минуту он уже набирал номер телефона оперуполномоченного Василия Павелко, чтобы выяснить, при каких же таких неясных обстоятельствах замерз насмерть в деревенском доме нигде не работающий гражданин Ерохин Юрий Сергеевич, и откуда это стало известно.

– Да, не знаю я ничего, Игорь Викторович, – ответил в трубку старший лейтенант с нескрываемым раздражением. – Из этого Раево подобные вызовы, всегда одинаково приходят. Позвонили в контору, сказали, что нашли замерзший труп, вот и все.

– Как все?! – возмутился Крымов. – На место кто выезжал?

– Я, конечно… – Павелко замялся, потом, словно решившись, выпалил без остановки:

– В общем, нечистое это дело! Приехали мы в Раево, зашли в дом Филиппова. Там температура достаточно теплая, рефлектор, как был включен, так и работает. Ну, ты сам должен помнить… А Ерохин этот лежит рядышком заиндевевший. Судмедэксперт констатировал летальный исход от почти моментального чрезмерного охлаждения организма. Словно в морозильник его запихнули. Нашел его все тот же Иван Дурандин в воскресенье утром. Говорит: «Хотел что-нибудь опохмелиться надыбать». Ему, мол, Григорий Филиппов бутылку задолжал. Вот и надыбал еще одного покойничка!

– Постой! – почти закричал в трубку Крымов. – Когда, согласно заключению, смерть наступила?

– Может, сразу спросишь, не я ли был последним, кто видел Ерохина живым? – обозлился Павелко. – Или примчишься в управление и попросишь, чтобы следы в его доме идентифицировали с моими и твоими? Так вот, пока ты в машине околевал, самогон в бутылку переливал самолично гражданин Ерохин, а когда я уходил из этого чертова дома, где было совсем не холодно, наш бомжара прекрасно себя чувствовал!

– Я не про то, Василий, – вздохнул Крымов. – Я про… щуку…

– То есть?

– Мне кажется… Может быть это все фантазии… Но я только сейчас про Ерохина подумал. То есть, представил такую невероятную вещь, что ты, каким-то фантастическим или даже мистическим способом мою неизбежную смерть на него перебросил. Другими словами, если бы не он в ту субботу умер, то это обязательно произошло бы со мной.

– Ты хочешь сказать – если бы не его сто пятьдесят граммов самогона?

– Я не шучу, Василий.

– Да ты хуже, чем шутишь! Ты, наверное, бредишь! Только, пожалуйста, не забывай, что о том, где мы были на рыбалке, сообщать, кому следует уже поздно. Надеюсь, ты все прекрасно понимаешь. Тем более, следствию такое сообщение не поможет. Впрочем, и следствия-то никакого нет. Замерз бомж и все тут. А про «неясности», написанные в газете, завтра уже никто не вспомнит…

– Не вспомнит, если в Раево еще кто-нибудь не погибнет, – резюмировал Крымов мрачно. – И если Виктор Пряхин, наконец-то, не заговорит.

– Там видно будет, – теперь уже безразлично ответил Павелко. – Кстати, как твои зубные дела?

– Общий наркоз – и пяти зубов, как ни бывало, – горько усмехнулся Крымов. – Сейчас еду к стоматологам на осмотр.

– Ничего себе! – присвистнул Павелко. – Так что же, все-таки, с тобой там, на озере, произошло?

– С нами, Василий, произошло, с нами! Только давай это все завтра в конторе обсудим, а то мне уже пора выезжать…

После разговора с Крымовым старший лейтенант Павелко долго еще сидел у телефона. Следователь помог ему оформить мысль, которая второй день навязчиво крутилась у него в голове. «Перебросил неизбежную смерть…» – сказал Игорь Викторович, и теперь оперуполномоченный вновь и вновь переваривал смысл этих трех слов.

Когда в Раево он тащил Крымова к машине и потом пытался привести в чувство, ему и в самом деле казалось, что следователь вот-вот отдаст богу душу. Очнувшись, Крымов сказал, что замерзает, и теплый, даже горячий воздух, на полную мощность работавшей печки его не согрел. В доме Григория Филиппова, где обосновался бомж, было достаточно тепло, негромко продолжала играть музыка. Правда, когда Павелко уходил оттуда с наполненной самогоном бутылкой, ему показалось, что Ерохина вдруг начал бить сильный озноб. А Крымову, вроде бы, полегчало еще до того, как он выпил…

Павелко вспомнил, как, месяца два назад, приехал на встречу с Ларисой с жалобой на сильный вывих кисти. Вывих он заработал при задержании в баре не в меру разбуянившегося посетителя, как назло оказавшегося самбистом. Вскоре кистью невозможно было пошевелить – даже рулить пришлось одной рукой. Вычерчивая на месте опухоли йодную сеточку, Лариса складывала губы в трубочку, дула и приговаривала: «У кошки заболи, у собачки заболи, а у Васеньки – заживи…» Он еще прибавил тогда, что пусть лучше рука заболит у того долбаного самбиста. А Лариса, словно не поняв шутки, сказала, что, к сожалению, на хулиганов ее заклинание не распространяется…

Так, может быть, в Раево и впрямь на людей действует что-то типа заклинания? Но это же бред, мистика, выдумка зеленого Крымова! И все же, в любом случае, в той деревне есть что-то загадочное. Может быть, эти загадки поможет разрешить, обвиняемый в двойном убийстве гражданин Пряхин. Пусть Крымов пока его не расколол, но, кто знает – что тот скажет теперь.

Чтобы вызвать обвиняемого на допрос, Павелко пришлось докладывать об этом майору Панцелютину. Он вошел в тот самый, памятный обоим кабинет и не мог не заметить, как при виде своего подчиненного у начальника изменилось лицо. Кажется, из них двоих майор ненавидел Павелко гораздо сильнее. Для старшего лейтенанта это могло закончиться плачевно. Даже не в плане продвижения по службе. Панцелютин вполне мог поручать ему самые безнадежные дела, хуже того – ничуть не усомнившись, подставить Василия под криминал…

Виктор Пряхин выглядел неважно. Бледность, круги под покрасневшими глазами говорили о том, что его не первые сутки мучает бессонница. Откровенного разговора с ним не получалось. На каждый вопрос, подследственный будто бы подбирал удобные ему объяснения.

Даже когда старший лейтенант стал расспрашивать конкретно про саму рыбалку, то есть интересовался, к примеру, какого размера попадались окуньки, мелкий или крупный мотыль служил насадкой, на каком расстоянии от дна происходили поклевки, Виктор Пряхин надолго задумывался, нервно кусал губы и отвечал как-то по книжному, словно по памяти читал начинающему рыболову инструкцию.

Павелко даже стало обидно, что его держат за дилетанта, и он, как бы невзначай, похвастался, что сам в Раево выловил на жерлички щуку, причем почти на три кило…