Дэннис Крик - Судьба вампира

— Знаешь, на что я пошел, чтобы увидеть тебя, Аника? — поэт дрожал от возбуждения. Только теперь оно было вызвано не предвкушением встречи, а ослепляющей похотью.

— Ты даже представить себе не можешь, что я отдал в обмен на это, — его руки обхватили ее лицо.

Он потянулся, чтобы поцеловать ее в губы, но она успела отвернуться.

— Уйди прочь, животное! — понимая, что своим поведением только разозлит безумца, Аника все равно не могла воздержаться от летящих с языка бранных слов.

Люций как-то странно посмотрел на нее, но в глазах его не было обиды. Они были затуманены пеленой безумия. Так выглядят глаза зомби. — Ты не понимаешь… — Уйди!

— Не гони меня, не надо…

Внезапно Люций вспомнил, как утопал в мечтах, взлелеянных совершенством любимого образа. Целый год он страдал от неразделенной любви. Но была надежда. А что теперь? Он будет вынужден страдать всю жизнь?

— Я прошу.

— Нет, это уже слишком, — певица сделала еще одну решительную попытку и, наконец, вырвалась из его железной хватки.

— Кто-нибудь! Помогите! — закричала она, пятясь от поэта в сторону гримерной.

— Звать не пойми кого только для того, чтобы прогнать меня прочь! Скажи мне, я тебе совсем не интересен?

— Оставь меня в покое!

Не говоря больше ни слова, Люций пошел на нее. Губы его, дрожа и расползаясь, обнажили острые клыки. Лицо его похоронило всякую надежду, и с ужасом она увидела в его глазах безжалостную ярость.

— Быстрее! Быстрее же! — кричала певица кому-то за спиной.

На свою беду Люций услышал сбивчивый топот слишком поздно. Когда они появились в коридоре, он не был готов к горячей встрече.

— Что произошло? — спросил один из них, подбежав к поэту.

— Он! — Аника ткнула пальцем в незнакомца, — … пытался напасть на меня!

— Это ложь! — вскричал Люций и снова бросился к певице.

Трое дюжих стражников скрутили его в считанные секунды. Двое из них схватили его за волосы и приподняли голову.

— Откуда он взялся, госпожа?

— Сама не знаю. Появился из ниоткуда, — певица указала на выход. — Выставите его за дверь. Немедленно! — она бросила последний взгляд на поэта, и взгляд ее был полон отвращения.

— Может, сдадим его скобрам? Пусть разбираются.

— На них мало надежды. Или вы хотите убедить меня в том, что мне не стоит доверять своей охране?

Больше вопросов стражники не задавали.

— И сделайте так, чтобы я больше никогда не видела этого человека.

— Опомнись, Аника! — кричал поэт, но слова его тонули в аплодисментах публики, которая уже начала приветствовать любимицу Менкара.

Звуки ее удаляющихся шагов он услышал одновременно с тем, как заплакал. Слезы текли по щекам, но не жгли плоть, как раньше, когда он плакал из-за своей слепоты.

День близился к своему завершению, но ни звонка от адвоката, ни самого адвоката не было.

Предал.

Эта мысль пугала.

Сукин сын.

Виктор зря на него понадеялся. Но другого выхода у него не было. Хотя…

Что бы на его месте сделал Великий Сошо? Правильно, он бы просто сбежал.

Боковым зрением Виктор уловил какое-то движение за решеткой камеры. Обернулся. И увидел шефа полиции. Тот стоял, прислонившись к двери, и наблюдал за арестантом.

— Как вы себя чувствуете, мистер Мурсия? — спросил Антон Варга, не забыв при этом улыбнуться.

Как же надменно смотрелась эта обманчивая улыбка на его упитанном, потном лице.

— Спасибо, — прокряхтел писатель. — Терпимо.

— Я пришел вам сказать, что ваш адвокат так и не приехал. Думаю, вы тоже ждали его с нетерпением. Что ж, возможно, скоро мы узнаем, с чем это связано, но в любом случае без адвоката вы не останетесь. Мы предоставим вам местного правозащитника.

Виктор молча слушал шефа полиции. Он знал, о чем будет говорить Антон Варга, и еще он знал, что такое защита государственного адвоката, тем более местного. И это знание не прибавляло ему оптимизма.

Спустя пять минут Варгу у двери камеры сменил уже хорошо знакомый писателю Верзила.

Решение пришло само собой.

Виктор закашлялся.

Через минуту он уже загибался от лихорадочных спазмов в груди, согнувшись в три погибели в углу тюремной камеры.

— Какого черта? Заткните кто-нибудь этого ублюдка! — послышался голос за стеной. Несмотря на свой грозный вид, перегородки в тюремных помещениях были тонки, как стены карточного домика. Может, это Лео так орет, заливаясь диким воплем?

Голос был похож.

К двери снова подошел Верзила.

— Эй, забулдыга? Что с тобой? — буркнул он через решетку.

Писатель замолчал. Приподняв голову, он посмотрел на надзирателя. Изо рта его вытекала белая пена, во взгляде застыла боль. Но где-то там, на дне усталых глаз притаился черный гнев. Злорадство вечное, не свойственное ему ранее, но в роковой момент сверкнувшее карающим мечом.

Энергию воли нельзя было сдержать, она превратилась в один мощный поток сознания, который ударил по глазам Верзилы, приказывая слушаться.

«Открой»! — Скомандовал он взглядом.

Слово зазвенело в голове атакуемого. В интонации, что была для жертвы скорее благозвучием, чем криком, прозвучала решительность Хозяина. Того, в чьих руках сокрушительная власть.

Виктор не знал, откуда у него взялось это превосходство, эта необъяснимая уверенность в себе, но чувствовал, что способен на многое. Не прибегая к каким-либо действиям, не делая даже шага в сторону двери, он просто повторил беззвучный приказ и стал ждать его выполнения.

И ожидание его оправдалось в полной мере. Верзила достал из заднего кармана брюк связку ключей, выбрал среди них один и сунул его в замок. Открытие двери сопровождал противный визг несмазанных петель.

«Подойди»

Мысленные приказы были короткие и резкие, как точечные удары боксера.

Верзила подошел к заключенному и замер на месте. В его глазах зияла пустота. Он был выше писателя на целую голову и шире чуть ли не вдвое, но это нисколько не пугало арестанта.

«Отдай мне ключи»

Снова приказ-кинжал, который вонзился в разум надзирателя со стремительностью кобры.

Угроза змеиного укуса исключала всякую возможность для неповиновения. Крамольная мысль едва родилась в зомбированном мозгу Верзилы, но, не успев окрепнуть, тут же умерла.

И в следующий миг здоровяк протянул писателю связку ключей.

«А теперь ложись спать»

Смотря в исполненные ужаса глаза своей жертвы, Виктор поймал себя на мысли, что сам побаивается этой неведомой новорожденной силы, ибо об истинных ее возможностях он мог только догадываться. Если он мог вызывать такой страх у людей одним лишь усилием воли (пока еще слабой и далеко не стопроцентной), то, что будет, когда он обретет ее в полной мере, во всем своем непредсказуемом могуществе?