Сергей Антонов - Штосс (сборник)

Тем не менее, относительная схожесть многих ситуаций помогла справиться с трудностями перевода. Я заимствовал многие слова из нашего лексикона, заменяя ими белибердусские выражения и наречия. Согласитесь, что назвать веселящий напиток «ой-ляля-опца», приготовляемый белибердусами в домашних условиях логично было бы нашим самогоном, а орган самоуправления на селе, который в белибердусском звучит как «грушеоколотто» весьма напоминает сельсовет.

Аналогичным образом я перевел должность верховного жреца белибердусов, звучащую как «хамобатикус», заменив ее знакомым нам термином президент. Общее хозяйство «всемукапец» стало в моем переводе колхозом и так далее. Особенно пригодились политические неологизмы нашего мира. Ведь в Белибердуссии кипят страсти и идет нешуточная борьба за власть. О какой-никакой стабильности там говорить не приходится.

Знаменитых, но незнакомых нам политических и военных деятелей Белибердуссии я заменил на более привычных Чингиз-хана, Сталина и Гитлера. Пришлось также взять на вооружение термин «жестяно-баночный завод», хотя белибердусы используют для своих консервов исключительно пластмассовую тару.

Таких видов спорта как футбол и хоккей в Белибердуссии не существует. Из спортивных игр белибердусам больше всего по душе аналог наших «пятнашек». Для этого вида состязаний строятся специальные стадионы и возводятся дворцы.

После сложнейшего процесса перевода, таинственным образом попавшая в наш мир рукопись, начала обретать смысл и превратилась в историю простого белибердуса, достигшего трудом, упорством и чудесному стечению обстоятельств высшей ступени власти в своей стране.

Эта летопись, сравнимая по значимости со «Словом о полку Игореве» весьма поучительна, однако искать в ней аналогии с миром людей не стоит. Белибердуссия – есть Белибердуссия. Она находится где-то в параллельном измерении, которое человечеству еще предстоит исследовать. Поэтому настоятельно рекомендую читателям не искать в этой истории совпадений. Она – уникальна.

в которой Чубей-Оторвин размышляет о социально-ориентированной экономике, Чингиз-хане и получает деловое предложение от Грини Бурого.

В тот солнечный июньский день Миша Чубей-Оторвин лежал на лугу и предавался своему излюбленному занятию: пытался отыскать порядок в бессистемном скольжении облаков над головой. Пастух был уверен, что если хорошенько поднатужиться, то можно открыть закон, согласно которому движутся эти безработные, бездомные и бессемейные гуляки, единственным развлечением которых было принимать различные формы, дразня Мишкино воображение. Вот и сейчас одно из облаков вдруг превратилось в хорошо знакомый Чубею силуэт кладовщицы Нюрки. Причем огромная грудь и пышные бедра были так похожи на оригинал, что Мишка ойкнул, сел и потер глаза. Видение не исчезло. Наоборот: небесная Нюрка многообещающе улыбнулась и шутливо погрозила Оторвину пальцем так, словно зазывала его в самый темный угол склада. На те самые мягкие мешки с комбикормом, где Мишка мысленно не раз уже раздвигал Нюрке ноги и протыкал своим горячим штыком шикарные телеса кладовщицы.

Дивясь тому, что небу известно о самых его сокровенных мыслях Чубей горько покачал головой. Нет! Не могла Нюрка отдаться ему, простому пастуху и если судить по молве, полному придурку. Ведь уютное местечко на мешках было давно занято не кем-нибудь, а главным инженером сельхозкооператива «Красный пахарь» Сенькой Безшапко. Только он имел право в разгар рабочего дня подкатить к складу на своей переделанной в «джип» «Ниве», заставить Нюрку повесить на дверь табличку «Ушла в контору», запереться с кладовщицей внутри и пугать проходивших мимо тружеников села дикими визгами и демоническим хохотом.

На Сеньку не раз пытались жаловаться те, кто из-за его увлечения не мог вовремя получить комбикорм по накладным. Однако председатель кооператива Егор Льняной заступался за главного инженера, утверждая, что половое благополучие Сеньки напрямую связано с урожайностью, привесами и надоями.

Мишка вздохнул так протяжно, что вспугнул усевшихся на коровью лепешку воробьев. Льняному, конечно видней. Но как быть с его, Мишкиным половым благополучием? Разве хорошее настроение пастуха ни на что не влияет?

Стремясь доказать обратное и утвердить власть над вверенным коллективом, Чубей вскочил с насиженного места, подкрался к ближайшей корове и ловко, с оттяжкой перетянул ее кнутом вдоль исхудавшей спины. От молодецкого удара буренка лишь чудом удержалась на ногах и бросилась бежать, комично вскидывая зад. Оторвин расхохотался и смеялся до тех пор, пока на глазах не выступили слезы. Затем вытащил из кармана своего латанного-перелатанного пиджачка обрывок газеты, сел и углубился в чтение статьи о награждении лауреатов Нобелевской премии. Читал Мишка плохо, по слогам, но втайне мечтал о том, что когда-нибудь займет свое место среди именитых ученых. Благо двадцать первый век открывал такие возможности каждому, а государственная политика впервые за многие десятилетия стала…

– Социально-ориентированной!

Полюбившееся ему слово Чубей произнес вслух. Он вообще любил такие вот малопонятные, но дьявольски-притягательные словечки. Даже, тайком от всех вписывал их в полуобщую тетрадку.

При случае, когда ему придется выступать перед Нобелевским комитетом, могли очень пригодиться выраженьица вроде: дебюрократизация государственного аппарата, рост валового национального продукта и неуклонное падение инфляции.

Мишка вновь улегся на траву, сладко потянулся и вдруг явственно услышал:

– За достижение в области дебюрократизации аппарата Нюрки-кладовщицы из сельхозкооператива «Красный пахарь» Нобелевская премия…

Протяжный и властный голос звучал ниоткуда и отовсюду. До смерти напуганный Оторвин вскочил и осмотрелся. Вокруг, насколько хватало взгляда, простирался пустой луг и даже кусты, в которых от рождения стыдливый Мишка прятался, когда справлял большую нужду, были такими редкими, что затаиться там было невозможно. Слегка успокоившись, Чубей убедил себя в том, что невидимый насмешник только плод его пылкого воображения. Он вновь улегся и попытался сосредоточиться на открытии Всемирного Закона Движения Облаков, но…

– Присуждается Михаилу Чубей-Оторвину!

Голос утонул в громе аплодисментов, а Мишка в ужасе смог стать только на четвереньки. Не меньше пяти минут он дико озирался по сторонам, ожидая, что слуховая галлюцинация вот-вот повторится, но ничего не произошло. Впрочем, так хорошо начавшийся день теперь был испорчен.