Лиля Калаус - Фонд последней надежды

Спустя время Ася ходила сюда одна, просить об операции для мамы. Она была готова продать квартиру, хотя Масик наверняка не разрешил бы ей, ведь мама успела его прописать. Но Ася тогда мало что понимала, кроме того, что мама уходит. Снова сидела, с учебниками и жалкими сушками, ждала. Дождалась. Небожительница выслушала её сбивчивый лепет. «Нет. Сделать ничего уже нельзя. За границу вы мать всё равно не повезёте».

И вот сейчас ноги привели её именно в этот двор, на эту ненавистную лавку, каждую трещинку которой она знала наизусть, как ветви древа индоевропейских языков.

— Вы кого-то ждёте? — звучный баритон, чудный, искрящийся, из совершенно другого мира. — Что с вами? Вы же совсем промокли!

Это был Он. Ася Его запомнила, пока торчала на этой гнусной лавке месяцы назад. Стройный, стремительный, прекрасный. Адонис…

— Что же вы молчите?

А что она может сказать? Помогите? Мне некуда идти? Что мне делать?

— А знаете, девушка… Пойдёмте-ка чаю выпьем. Как вам такое предложение?

— Пойдёмте… — слышит Ася свой голос и поднимается.

…И у неё начинается новая жизнь.

Отчим снился и снился ей ночами, во сне его грубое лицо становилось чудовищной козлиной мордой, изрыгающей жёлчь, рвоту и кровь, у него отрастали акульи зубы и щупальца, жвала и бивни, он менялся, мутировал, лишь его молчаливая ухмылка всегда оставалась неизменной, собственно, это и была единственная константа, по которой она всегда узнавала его.

Ася никогда больше не возвращалась в мамину квартиру, избегала даже проезжать через тот район. Её никто не искал, и Ася решила, что всё как-то обошлось. Или он сдох, и её никто не заподозрил, или искали, да не нашли. Хотя могли — через филфак.

На пятый год жизни у Севостьяновых Ася в один прекрасный день распахнула дверь, ожидая сантехника, а на пороге стоял он, чудовище из прошлой жизни. В засаленной кепке, с мутными пьяными глазами, сгорбленный, небритый, в какой-то рванине. С чемоданчиком инструментов. Воняя и матерясь, он прошлёпал на кухню, мгновенно починил кран и, не узнавая её, не вглядываясь даже в её позеленевшее от ужаса лицо, надтреснутым голосом потребовал добавки за скорость. Он, оказывается, с неё ростом. И тщедушный какой-то… Почему она помнит его страшным людоедом-великаном? Или это не Масик? На переносице сантехника белела нитка шрама.

Ася дрожащими руками, ни слова не говоря — боялась разрыдаться — сунула ему деньги. Когда он ушёл, вынесла из туалета освежитель воздуха и долго брызгала в потолок, выжигая его проклятый запах, весь, до последней молекулы.

— Эй, сестра, дык, ёлы-палы!.. Ну чё, отсосёшь или раком встанешь? Ася оцепенела. Но уже в следующую секунду глаза её заволокло красной пеленой, рука рефлекторно поднялась, и Мадилян получил промеж глаз собственной железной фляжкой, полной поганого буркутского коньяку.

«…Лишь позже пришло мне в голову, что сама Лидия Григорьевна объясняла мой повышенный интерес к её особе неким вдруг возникшим чувством (видите, как сложно обмануть ближнего своего — оказывается, от её взоров не укрылось моё тайное пренебрежение как к роду её занятий, так и к самим чудодейственным „продуктам“). Лидия Григорьевна запросто пригласила меня к себе.

Бесстрашно зашёл я в коварный четвёртый нумер. Выпил мерзкого желудёвого кофе из запасов „правильных продуктов“, заел его не менее отвратительными соевыми пастилками. Лидия Григорьевна, исподтишка бросая на меня долгие взоры, природу которых я ещё не понимал, намекнула на ужин вдвоём. Я храбро…»

— Олега… Олега, проснись! Чёрт, да проснись же ты, твою мать!

Как протухший утопленник, Олег выплывал из алкогольного забытья. Сверху вниз глядело на него смутно знакомое лицо, будто разбитое на десяток кусков… Господи-и-и! Боль облепила всю голову изнутри, как тёплая чужая жвачка. Олег прохрипел:

— А-а-эу… Е-ау… Ауе…

Лицо исчезло, и какой-то добрый ангел приподнял олегову голову и прижал к губам мокрое горлышко. Водичка?!

Но это была не водичка. В горле вспыхнуло, пищевод сжался гармонью, на некоторое время Олег снова отключился.

Потом охнул и резко сел на кровати.

— Ну слава богу, бля, очнулся… Я уж думал — того, пипец, не добужуся, хуясе, скока вы с Райкой вчера выжрали…

Мадилян, в «аляске», треухе, плюхнулся на аккуратно застеленную жомартовскую постель и, дрожа подбородком, припал к фляжке.

Олег встал, раскачиваясь, как канатоходец Тибул, проследовал в ванную, соскрёб с себя вчерашнюю вонючую одежду. Минут пять поливался холодным душем, вернулся в комнату и приник к бутылке минералки, заботливо подсунутой Мадиляном.

— Эй, Олега… Тут проблемка…

Олег присел и внимательно глянул на Мадиляна.

Его низенький лоб рассекала короткая ссадина, неглубокая, но, видимо, болезненная. Глазки виновато бегали, пальцы-сосиски отбивали неведомый ритм на сплюснутом боку фляжки.

— Что?.. — прохрипел Коршунов.

— Понимаешь… Дык… Короче… Этот… Ассистентка твоя… Ася, что ли? Ты только не горячись, Олега… Слышь? В общем, мы с ней к метеориту нашему поехали. Утром ещё. Я, веришь, без задней мысли… Думал, девушка отдохнуть хочет, бля… Ну, она вчера-то, помнишь, ёптыть, как на меня смотрела? Не-е, не помнишь. Короче… Поехали мы с ней…

— С… Асей?.. — простонал Олег.

— Ну, бля! Вспомнил? С Асей, с Асей! С сисьтенткой твоей… Горячая девка. Я думал, этот… А она — хрясь! И побежала! А я — за ней! А там, бля, сугробы! Ору, ору! Я ведь без задней мысли. Думал, трахнемся без вопросов… Только Райке не говори.

— С… Асей?! — Олег широко раскрыл глаза. — А-а-а… Еуе… Ае… — язык снова парализовало. — Еуе… Же-е-ай…

— Олега, ты чё?! — с ужасом спросил Ванька. — Ты чё, друг? Не горячись, ёлы-палы! Она ж сама… Утром… Я думал, она — этот… Предложил. А она — хрясь флягой! Прям в лоб! Гля! И побежала! А там сугробы та-акие, веришь, яйца отморозил, бля! Искал, искал… К своим на полигон смотался, соляры им отвёз, говорят — не видели. А уже двенадцать, едренть. Чё делать-то будем? А, Олега?

Олег двигался по снежной целине, высоко, как журавль, задирая свинцовые от усталости ноги.

Пока собирались, пока ругались с фондовскими доброхотами-спасателями, вышли часа в два. Тётки пошли шарить вокруг санатория. Гулька позвонила знакомому депутату, тот вертолёт обещал прислать, Мойдодыр вызвал МЧС. А они с Ванькой снова рванули на дорогу.

Пятый час уже. А обещанная проклятым Мудиляном тропинка растворилась в могучих сугробах. Природа, мать её! Ноги как замёрзли! Вскоре Олег с облегчением вошел в рощицу, за которой, вроде, и находился палаточный городок этих мудиляновских мудаков. И их гадский метеорит.