Алексей Филиппов - Плач Агриопы

- Поднимайся, приехали! — объявил он.

Павел открыл глаза. Тяжёлые металлические двери грузовика — распахнулись. «Ариец» спрыгнул на асфальт первым. Павлу он протянул руку, помог спуститься по отвесной железной лесенке. Тот размял ноги, осмотрелся.

- Это ещё что? Ведь я распорядился… — пробурчал под ухом Овод.

Управдом немедленно разделил недовольство седовласого.

Дом культуры «Молодость» был отчётливо виден, метрах в ста от армейского бульдозера-грузовика. Обычный ДК в обычном спальном районе столицы. Кирпичная двухэтажная коробка с полностью застеклённым, до самой крыши, фасадом и декоративным портиком с двумя толстыми гипсовыми колоннами — перед ним. Но вся маленькая площадь перед зданием была заполнена людьми.

Людьми в полицейской форме.

Оцепление не только не сняли: похоже, его даже не уменьшили количественно. Полицейские машины перемигивались проблесковыми маячками. Правоохранители бродили по площади туда-сюда. Павлу казалось: это брожение — бесцельно. Это первая странность, которая бросилась ему в глаза. Вторая — явный переизбыток полицейских. Вторая странность была хитрей первой. Управдом не сомневался: в спокойные времена весть о том, что где-то в Москве готовится массовое самосожжение, вызвала бы и большее шевеление среди «золотопогонников». Но в условиях эпидемии, когда число человеческих смертей исчислялось сотнями, казалось невероятным, что на устранение подобного кризиса бросили больше сотни полицейских и пару десятков единиц служебного транспорта. Чем, собственно, отличается смерть тридцати сектантов, сгоревших в огне, от смерти, вызванной Босфорским гриппом? Статистику она уж точно не ухудшит: хуже-то — некуда!

- Я разберусь, — буркнул, тем временем, Овод и направился к полицейскому кордону.

Павел двинулся за ним — скорее по инерции, привыкнув оставаться ведомым. Но, по пути, он продолжал размышлять.

Полицейских — много. Едва ли не столько же, сколько сектантов в здании. Но рассредоточены правоохранители как-то странно. Практически все — перед парадным входом ДК. Если бы они разделились и предприняли попытку штурма — сразу с нескольких сторон — вероятность её успеха была бы немалой. Разве что, у сектантов какие-то, совсем уж убойные, гранаты, которые способны превратить в руины весь квартал, не считая самого дома культуры.

- Эй, кто здесь старший? — солидно, басовито, выкрикнул Овод. — К вам что, не поступало распоряжения о снятии оцепления?

Полицейские молчали.

Они бродили от автомобиля к автомобилю, уставившись в асфальт. Двое едва не задели плечами седовласого — но не остановились сами и не попытались остановить его.

Автомобили!

Это была третья, пугающая странность, на взгляд Павла. Совершенно новые, блестящие, будто только что сошедшие с конвейера «форды». Точно такие же, как тогда, возле Икши….

- Господа, обратите на меня внимание, — Овод уже не скрывал раздражения. Он схватил за плечо одного из полицейских. — Я должен поговорить со старшим офицером. Где он?

Полицейский, не оборачиваясь, вытянул руку в направлении автозака. Фургон, с решётками на узких окнах, являл собою центр композиции под названием «оцепление». Вокруг него толпилось более всего правоохранителей. Повёрнутый капотом к проезжей части, задом — к ДК, он, единственный среди всех полицейских авто, стоял с работавшим двигателем. Седовласый решительно двинулся к нему. А Павел, набравшийся опыта попадания в переделки, напротив, задержался, сделал шаг назад. Его чутьё опять обострилось. Нюх сигнализировал об опасности. Управдом собирался выбраться из полицейского оцепления, вернуться к армейскому грузовику с бульдозерным ножом. И вдруг, обернувшись, увидел невероятное: весь жилой квартал — многоэтажки, садики, тротуары и съезды с шоссе, — превратился в гигантский рисунок. Мир утерял трёхмерность. Казалось, всё материальное — всё, что простиралось от шоссе в сторону, противоположную ДК, — кто-то заменил колоссальными обоями с мастерски выполненным рисунком. Этот рисунок почти повторял реальность, но всё-таки оставался рисунком: плоским, безжизненным подобием.

- Ты это видишь? — Павел схватил за рукав Третьякова.

- Вижу — что? — переспросил тот, взглянув в направлении, куда таращился управдом.

- Ну как же… Декорация, — начал было объяснять Павел, — как вдруг кто-то громко проговорил:

- Я — старший офицер. Вы хотели меня видеть?

Голос прогрохотал над площадью, хотя его обладатель не воспользовался ни рупором, ни мегафоном, чтобы поразить гостей. Он всего лишь вылез из кабины автозака — и так и стоял, наполовину скрытый от глаз распахнутой дверью.

- Я — член Особого Комитета по борьбе с эпидемией, — Овод, слегка опешив от громогласности полисмена, всё-таки быстро взял себя в руки. — От нашего имени к вам должно было поступить распоряжение о снятии оцепления.

- Распоряжение? — офицер поднял голову, повёл плечами. Его лицо казалось маской, лишённой индивидуальных черт. Он рассмеялся. Странно, жутко рассмеялся. — Ну конечно, — повторил он. — Распоряжение. А как быть с ними? — Он махнул рукой в сторону ДК. — Они не нужны Комитету? Десятком больше, десятком — меньше?

- Мы проведём переговоры вместо вас, — нахмурившись, но, умудряясь сдерживать гнев, ответил седовласый. — Как видите, ваши усилия не принесли плодов, — не удержался он от того, чтобы подпустить шпильку.

- Они ещё могут их принести, — вкрадчиво ответил офицер. — Самоубийство — сложная штука. Важно не вспугнуть птицу-феникса, когда она вздумает вспыхнуть.

- Вы — кто? Как ваше имя? — Овод, наконец, тоже понял: что-то не так; его собеседник совсем не походил на обыкновенного полицейского, даже облечённого властью над коллегами.

- Я — защитник этих людей, — офицер вновь обернулся на ДК. — Я защищаю их от вас! — Его голос набирал силу.

- Мы тоже хотим, чтобы они — жили, — седовласый отступил на шаг от собеседника. — Мы — уж точно им не враги.

- Чтобы они жили? — офицер, как будто не веря услышанному, выбрался из-за укрытия, хлопнул дверью автозака, надвинулся на Овода. — Нет, мы здесь не за этим. Мы не защищаем их от огня; огонь — свят! Мы защищаем их от вас! Мы даём им выполнить ими задуманное. Мы выжидаем, когда они наберутся решимости чиркнуть спичкой!

- Вы ждёте, когда они совершат самоубийство? — переспросил Овод. — Да вы помешались! Я, как старший по званию, а также на основании полномочий, делегированных мне Особым Комитетом, отстраняю вас от несения службы. Я арестовываю вас. Командование операцией беру на себя. Приказываю вам сдать оружие!

- Я бы рад отдать тебе его, человек, — офицер страшно улыбался. Его лицо начало светиться изнутри. — Но я так долго служил своему господину с оружием в руках, что теперь, чтобы лишить меня оружия, тебе понадобится отрезать мне и руку.