Алексей Филиппов - Плач Агриопы

Павел постарался проглотить комок в горле.

- Ну что, чувак, убедился? — Кислотный, с подтекстом «против правды — не попрёшь», развёл руками. — Платить будешь, или как?

- Кто он? — Просипел Павел.

- Что говоришь? Громче, плиз. — Небрежно бросил подросток.

- Я спрашиваю: кто он, этот человек, владелец оружия… аркебузы… — Прокашлявшись, выдавил Павел. Он просмаковал языком незнакомое слово. — Можно с ним связаться? Поговорить по телефону? Написать письмо?

- Э, ты что, в отказку? — Возмутился кислотный. — Такого уговора не было. Все свидетели.

Толпа сзади согласно загудела.

- Всё в порядке, — Павел поспешно сунул в руку подростка пятьсот рублей. — Ты выиграл. А теперь скажи: как мне связаться с Вениамином Александровичем Третьяковым?

- Ну…Попробовать-то можно. — Подросток, похоже, уже настроился на долгий спор; капитуляция Павла была для него неожиданна и, пожалуй, неприятна. Может, он уже и не рад был, что обобрал взрослого незнакомца на немалую для того сумму. А идти на попятную, отказаться от выигрыша — значило, потерять лицо среди своих, дышавших в спину. — Дайте мне пять минут. — Кислотный обернулся. — Всех касается.

Толпа подростков, похожая на длинную нескладную многоножку, начала неуклюже выбираться из кабинки. Павел вышел последним. Он снова связался с кофе-машиной, выбил из неё ещё одну чашку горечи.

Мысли путались.

Выходило, что Валтасар — всё-таки вор. Он не грабил музея, но забрал мушкет из частной коллекции.

Павел решил, что «аркебуза» — звучит как-то не так, грубовато, — и продолжил мысленно именовать мушкет — мушкетом…

Итак, «ариец» — вор. Или нет? Может ли коллекционер, владевший мушкетом, быть в сговоре со средневековым стрелком? Павел неосторожно сделал большой глоток из пластиковой чашки. Чёрт! Язык и нижняя губа болезненно онемели, обожжённые кипятком.

- Готово, чувак. — Павел обернулся. Кислотный забавно махнул дредами, — Дуй на капитанский мостик.

- Что нашёл? — Управдом, отчего-то, разволновался, как на первом свидании. — Телефон? Электронную почту?

- Ну… — Подросток помялся. — Там только скайп был. Я написал, мне ответили. Он сначала говорить не хотел, чего-то бычил даже. Типа: ты говно, а я — Бэтмен. Я тогда ему твою фотку переслал. Ствол, который с твоего яблока снял. Он сразу заверещал: мир, дружба. В общем, я вам конференц-связь организовал. Иди, он там, в монике уже.

- Что? Где? — Павел не понял половины из сказанного подростком.

- Хочешь поговорить с этим коллекционером? — Терпеливо вопросил кислотный.

- Ну, — уподобляясь собеседнику, выдохнул Павел.

- Иди в мою кабинку, он там, я пока курну.

Павел, наконец, осознав, какую удачу ухватил за хвост, рванул наверх по рядам, ворвался в кабинку, плюхнулся на высокий офисный стул перед монитором. Сперва, вопреки обещаниям кислотного, «по ту сторону экрана» он не увидел никого. Камера «в зазеркалье» была включена, но показывала только пустую комнату: высокий потолок, с привешенной к нему на здоровенном крюке тяжёлой люстрой о пяти рожках, на заднем плане — массивный шкаф, похожий на картотечный, — и всё. Потом откуда-то сбоку надвинулась тень, в кадре показалась рука; на рукаве канареечной рубашки блеснула изящная запонка. Человек придвинулся к камере — и глаза Павла от изумления раскрылись так широко, что едва не выскочили из глазниц. На него, спокойно и проницательно, с лёгким недобрым прищуром, смотрел Валтасар, он же «ариец», он же средневековый стрелок. Изумление управдома переросло себя самого, выплеснулось за пределы Интернет-клуба, больного города, а может, и всей солнечной системы. И ему казалось, что дальше — некуда. Ещё одна капля — и он переполнится этим изумлением, взорвётся. Как же он бы не прав! Валтасар в кадре нахмурился.

- Меня зовут Вениамин Третьяков. С кем имею честь? Правильно ли я понял, что вы располагаете информацией об одном ценном предмете, пропавшем из моей коллекции несколько дней назад? — Произнёс он хорошо поставленным баритоном на прекрасном русском языке. У шельмеца не было даже акцента.

Чёрный джип, похожий на огромный грязный башмак, клюнул носом, просел на рессорах, взвизгнул колодками тормозов, избегая столкновения с пешеходом. Павел, ступив с тротуара на проезжую часть, вырос перед ним, как айсберг перед «Титаником». Он словно бы не замечал, что играет по своим правилам на чужой территории: не притормозил в ответ и не обернулся, продолжил путь.

- Эй, придурок, ты бессмертный, что ли? Глаза разуй! — Выкрикнул ему в спину водитель джипа.

На сей раз Павел удостоил крикуна вниманием: замер посередине шоссе, вернулся на несколько шагов. Автомобили истошно сигналили и объезжали пешехода зигзагами.

- Хочешь поговорить? — Управдом наклонился к водителю. — Давай, вылезай. У меня Босфорский грипп. Сейчас кашляну тебе в морду — отдашь концы через неделю.

Коротко стриженый громила за рулём, ещё секунду назад смотревший на пешехода с вызовом, поигрывая хорошо накачанными бицепсами, отшатнулся; с трудом, несколько раз промахнувшись, нащупал кнопку подъёма стекла. Павел услышал приглушённое: «Козёл, сам сдохнешь!», — и дорогое авто рвануло с места.

- Вот то-то же, сука, — пробормотал управдом себе под нос. — Вот то-то же.

К вечеру ещё похолодало. Ветер, выстудивший столичные улицы с утра, никак не желал угомониться. Павел дрожал мелкой дрожью, семеня по направлению к клинике и речке Яузе. Но сейчас он не боялся простудиться, попасть под машину, даже встретиться с дотошным полицейским нарядом. Им овладело равнодушие, смешанное с отчаянием. Поистине адская смесь! Он горько усмехался, вспоминая, как Людвиг записывал их обоих в небесное воинство. Вот уж нет! Не по Сеньке шапка! Единственное, что позволено нелепому управдому — быть божьим шутом. Павлу казалось: сонмы ангелов хохочут над ним, потешаются, то протягивая надежду, как конфету, на раскрытой ладони, — то сжимая кулак и пряча в нём лакомство. А потом — фокус-покус: ладонь вновь раскрывается, и в лицо Павлу летит пыль, серая пепельная мука. Ну ничего: шут не уйдёт с манежа, пока его не прогонят пинками. Если нужно продолжать шутовство, чтобы спасти дорогих ему людей — он не отступится. Он мало что может. Разве что, болтаться возле клиники и подсматривать в её окна через окуляры театрального бинокля. Он — один. Людвиг не выходит на связь, Струве — беспомощен, как котёнок. А Валтасар… Он больше не Валтасар, не Стрелок. Он — коллекционер с невнятным прошлым, по имени Вениамин Третьяков.

Павел с неприязнью вспоминал странную и короткую беседу, которая состоялась в кабинке Интернет-клуба «Сафари».

Когда он услышал голос «арийца», от изумления онемел без малого на минуту. Потом попробовал устроиться перед камерой получше, чтобы собеседник увидел его лицо. Всё это помогло мало.