Алексей Филиппов - Плач Агриопы

- Почему вы молчите? — Недовольный «ариец» тоже наклонился к камере со своей стороны. — Вы похититель? Посредник? Попробовали продать вещицу — и ничего не вышло? Я готов на переговоры, если не станете зарываться и просить невозможного… миллиона долларов я вам не дам… ну, и конечно, мы не договоримся, если вы не обретёте дар речи. — «Ариец» сложил руки на груди, крест-накрест, и выжидающе уставился на собеседника.

- Вы меня… не помните? Не узнаёте?.. — Чувствуя себя чрезвычайно глупо, выдавил Павел.

- Что-то не припоминаю, — «Ариец» нахмурился. — А мы знакомы?

- Да… Вот уже несколько дней… — Управдом с трудом подыскивал слова. — Я знаю вас как человека, по имени Валтасар. Вы не позабыли Латынь?

- Что за чушь! — Коллекционер скривился; гримаса на его лице явно говорила: «угораздило меня связаться с психом!» — Какой Валтасар? Какая Латынь? Вы имеете сведения об аркебузе, похищенной из моего дома, или нет? Я довольно занятой человек. Мистика, эзотерика, переселение душ, — меня не интересуют.

- Неужели вы ничего не помните? — Павел вдруг осознал, что это и впрямь может оказаться правдой. А если «ариец» — больше не Валтасар, — значит, охота на чуму — не состоится!

- Если вам нечего сказать, я отключаюсь! — Третьяков — а это, несомненно, был именно он на экране, и никто другой, — сделал попытку разорвать связь.

- Стойте! — Павел яростно стукнул кулаком по столу; монитор аж подпрыгнул, и по экрану пробежала лёгкая рябь. — Я знаю, где ваш мушкет… чёрт!.. ваша аркебуза… Могу вернуть её вам, если согласитесь встретиться со мной.

- Каковы условия? — Сквозь зубы процедил «ариец».

- Условия? — Павел сперва не понял, что речь — о деньгах. — Условие одно: вам придётся убить из этого оружия Чёрную Смерть.

- Вы издеваетесь надо мной? — Третьяков уже не скрывал злобы. — По-вашему, это забавно? Так вот что я вам скажу: идите к дьяволу, или к врачу… уж не знаю, кто вам лучше поможет.

- Не глупите! — Управдом тоже сорвался на крик. — Подумайте! Разве у вас пропал только предмет из коллекции? У вас пропали три дня жизни. Я прав? У вас пропадала память, а теперь вы думаете, что она вернулась. Но это не совсем так. Встретьтесь со мной через час — и узнаете об этом всё!

Павел перевёл дыхание. С надеждой уставился на монитор. Некоторое время ему казалось: цель достигнута. «Ариец» задумался. Он молчал, сидел неподвижно. Наконец, управдом уяснил: что-то не так. Коллекционер был слишком уж статичен, заморожен, недвижим.

- Завис, чувак? — Раздался за спиной голос кислотного пацана, и Павел понял, что худшие его подозрения — подтвердились. Неустойчивая связь ли была тому виной, или желание «арийца» закончить разговор — в любом случае, на Павла теперь смотрела пустота.

- Завис, — повторил он чуть слышно. — А можно вернуть? — Управдом перевёл взгляд на кислотного. — Можно снова… связаться?

- Не, чувак, — парень качнул дредами. — Не пойдёт. Меня чуваки ждут. Время — деньги, чувак.

- Это очень важно! — Выкрикнул Павел с такой горячностью, что кислотный отшатнулся. Потом обиженно засопел, но всё-таки склонился над клавиатурой и попытался восстановить коммуникацию.

- Сдох контакт, — после пятиминутных усилий выдохнул подросток. — Извини, чувак. В следующий раз.

- А письмо? — Неожиданно осенило управдома. — Могу я отправить письмо?

- Давай, стучи, — кислотный пожал плечами, пододвигая Павлу клавиатуру. — Когда тот чувак снова в сеть вылезет — получит.

Павел, словно опасаясь, что хозяин кабинки передумает, навис над компьютерным столом всем своим весом; практически заслонил и клавиатуру, и монитор, от случайных взглядов. Он лихорадочно размышлял, каким должно быть послание, чтобы получивший его «ариец» поверил в невероятное.

- Чувак, злоупотребляешь! Время! — Высказался кислотный.

И тут Павел сдулся. Как-то неожиданно ощутил смертельную усталость и потерял веру в то, что его дело — правое. Нет, совсем не оклик подростка стал тому причиной; управдом внезапно понял: не найти для «арийца» слов, помимо тех, что уже были сказаны. Ещё сутки назад он бы сам не поверил себе нынешнему. Слова бессильны. Даже телепатия — бессильна! Только если бы удалось пересадить коллекционеру своё сердце, в котором — страх за жизнь женщины и ребёнка, боязнь оказаться беспомощным перед властью маятника-убийцы, ужас при виде занесённого для удара мясницкого ножа чумы, — вот тогда, может, что-нибудь бы и получилось. Да и то — не наверняка.

Павел отстучал адрес клиники, где содержался Струве. Подумал и дописал: «Постараюсь проникнуть внутрь с наступлением темноты». Повернулся к кислотному.

- Спасибо. Ты мне очень помог. Удачи! Потрать мои пять сотен с умом.

- И тебе, чувак! Береги себя.

Управдом кивнул. Выбрался из кабинки. Оставил позади игровой зал. Миновал коридор, похожий на коридор киношного звездолёта. Спустился по лестнице на первый этаж торгового центра. Вышел из дверей. Глотнул ветра. Вот и всё: Элвис покинул здание.

Этот день выпотрошил Павла до печёнок, словно умелый головорез. Вынул из него почти всё. Утверждение не было преувеличением, не являлось только лишь фигурой речи. Управдом не просто выдохся и огрубел душой — ему даже в сортир не хотелось. Левая нога промокла, утонув в луже. Павел не придал этому значения. Холод! Его управдом ещё не разучился замечать. К ветру, холодившему плечи и поясницу, добавился холод, поднимавшийся к колену, бедру и паху от мокрого носка.

Стычка с водителем джипа слегка отрезвила Павла. По крайней мере, он стал следить за сигналами светофоров и, время от времени, смотреть под ноги. Когда на один из перекрёстков, встретившихся по дороге, словно не замечая пешеходной «зебры» и завывая сиреной, выскочили две неотложки, Павел переждал их на тротуаре. Фургоны скорой, не соблюдая никаких правил и дорожного этикета, промчались куда-то в сторону Курского вокзала.

В целом же управдому удалось добраться до Серебрянической набережной без особых проблем. Он твёрдо решил приступить к наблюдению за клиникой без промедления, но не учёл, что на Москву уже стремительно падали сумерки. Темнело. В домах зажигался свет, наполняя душу управдома щемящей тоской. В эти минуты он прекрасно понимал Адама, наказанного за грехопадение: каково это — стоя в булькающей тьме, в промозглой бесприютности, через замочную скважину заглядывать в чужой рай, бывший ещё недавно таким привычным и твоим.

Уличное освещение включалось постепенно. Павел пристроился под ярким фонарём — обманным ночным солнцем; ему даже показалось, что электрический свет — согревает. Впрочем, громадным волевым усилием, он вскоре заставил себя сменить дислокацию: клиника Ищенко оставалась неосвещённой, значит, он — в свете фонаря — был бы для её служителей и обитателей — как на ладони, а вот входные двери особняка ему, наоборот, не удавалось бы толком разглядеть.