Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

— Щенок Корути, жадный и глупый, да он ворует еду у детей и подсматривает за женщинами! О-ха, Корути наш вождь!

Кайру всё вертелся, руками подбадривая мужчин, подмигивал и выкрикивал издевательства. А Мененес, поманив старуху, опёрся на её худое плечо, давая, наконец, ногам передышку.

— Где твой сын, старуха? — спросил шёпотом и легонько оттолкнул. — Приведи его, быстро!

Кора слетела со ступеней, забрав в кулак подол юбки, так что острые колени замелькали у всех на виду. Мужчины расступались, улюлюкая, женщины всплёскивали руками.

— Так что, Мененес? — Кайру вылетел вперёд и встал, подбоченившись, выставляя худую ногу.

— Мне надо подумать. Накормите огонь, иначе не увидите нового вождя.

Он нащупал уцелевший поручень и, тяжело садясь, скрестил толстые ноги. Опустил руку, по привычке ожидая, что её тронут горячие пальцы маленькой жены. И скрипнул зубами. Сейчас бы, расшвыряв всех, рвануться и побежать к лесу. Но он немолод и тяжёл, устал в поединке, охотники быстро догонят и не дадут уйти, пока не выскажет свою волю. И он — один…

«Дети, — думал Мененес, обводя глазами толпу, уже рассеявшуюся на группки вокруг затрещавших костров, — злые, капризные дети, спасающие каждый свою игрушку, им нет дела до других, каждый боится порвать только свои одежды, отдать свой кусок пищи… я ненавижу их».

И у ближнего костра наткнулся на взгляд Тику, лежавшего в обнимку со своим тючком. «Ненавидь себя, старый дурак, ты сделал их такими», — прочитал в тёмных глазах и отвернулся.

В маленьком доме на окраине деревни медленно ходил Акут, держа в руке глиняный светильник. Рыжий хвостик огня вилял и прыгал, но мастер знал, где что лежит, и, нагибаясь, доставал и бросал в сумку мелочи: чирок с кремнем, узелок с сушёным мясом, небольшую тыкву с узким горлышком, заткнутым пробкой из коры. Присев на постель, поднял с пола низку бус, которую делал для Найи и не успел закончить. Подержав на весу, тоже сунул в сумку.

Снаружи грузно затопали шаги, и он, поставив светильник, поднял голову. Стукнуло, и дверь раскрылась, показывая широкий силуэт Бериты. Она зашла молча, прикрывая за собой дверь. Мастер опустил голову и стал подтягивать ремешки сумки.

— Уходишь?

— Да.

— К старику зайди, может, скажет чего полезного, как найти тропу…

— Зайду.

— Он тебя ждёт.

— Ты сказала?

— Сам понял, что пойдёшь.

Она прошла, оглядевшись, села на низенький табурет, полностью закрыв его широким подолом цветной юбки.

— Нож нужен? Я… отдам своего Еэру…

— Не надо, Берита. Одна рука — один нож, — он приподнял кожаные ножны, пристёгнутые к ремню.

— Наточил?

Мастер кивнул.

Женщина помолчала, оглядываясь. Потом, решившись, задрала подол, показав огромное бёдро, и вытащила большой кожаный кисет, висевший на плетёном шнурке.

— Показать хочу, — сунула внутрь руку и выбросила на пол мёртвую змеиную голову. Свет запрыгал по раскрытой пасти, показывая вывалившийся червем чёрный язык. Акут, не отводя глаз, рукой нашупал на полу светильник и, обжигаясь, поднял его повыше.

— Это? Ты сделала? Берита…

— Что Берита? Да, я! Это вторая. Первая в сундуке сгнила, ещё до дождей. Хочу, чтоб знал. Тебе ведь идти.

— Но как же это?

Берита нагнулась и зашептала, упираясь толстыми руками в колени:

— Которая в сундуке, пришла и хотела моё забрать, понял? Я просила, да она отвернулась, и я ножом, по шее. Думала, приберут меня тут же невидимые неслышимые, да вот видишь, жива пока. А сегодня, пока там на площади веселье, а потом драки да шум, я в лес, и там их — не сосчитать, но все — как звери после жары. Лежат, еле шевелятся. Потом в норы уходили. А эта валялась, чисто тряпка. И отвернула глаза. Не удержалась я, проверила. И вот!

— Старая дуреха… а если бы не вот?

— Да кому я нужна? А так — проверила! И вот что я тебе скажу: ты только в глаза не смотри. Когда не смотришь, они силу-то и теряют. Это — знание! Дарю тебе.

Мёртвая голова глядела в пустой воздух тусклыми глазами, затянутыми плёнкой. По плотно прижатым чешуям двигался свет. Мастер присел на корточки и коснулся чешуи пальцем.

— А главное, они из мяса. День пройдёт, она и завоняет. В сундуке-то вся истлела, пока я открыть его боялась, — она хихикнула, — думала, открою и кинется, сожрёт Бериту с костями, кинет на тропу, унесёт в пещеру.

— Помолчи…

Сидя на корточках, он думал напряжённо. И потом медленно сказал, думая по ходу слов:

— Не всё так просто. Что-то есть и ещё, если они так долго с нами. Я там был, старая, видел. Одними взглядами такого не сотворишь, что у них есть. Но ты говоришь, не смотрели?

— Так.

— Может… — он поднялся, пошевелил голову босой ногой, — нет, не знаю. Но пусть жизнь твоя будет светлой, Берита, я благодарен тебе за эти знания. И нужны будут ещё. Я их добуду.

— Слышишь, мастер.

— Что?

— Когда ты болел и лежал тут со спящим умом, твоя жена Вамма, она просила меня — отвечать на вопросы. Сказала, что ты отвечал, но заболел. И она хочет ещё.

— Чего хочет?

— Знаний, тетеря! Твоя странная жена умнее тебя. Ну? Думай!

— Она узнавала сама… И просила твоих? Чтоб собрать вместе?

— Да! Я думала. Она умница. Ей нужны все наши знания. Понял? Твои, мои и старого пьяницы Тику. Потому что собрав их, можно понять.

— Её нет, Берита! Я… — он замолчал, ссутулившись.

— Тогда собери ты. Всю жизнь руками да руками трудился. А теперь вот — пусть голова поработает!

— Ты сама собирала, всю жизнь.

— В том и дело, мастер. Я собирала — одна. А настало время меняться. Чего уж, хотим или нет, всё одно мир переворачивается. На глазах.

— Да. Наверное, ты права.

— Права. А ты иди к старику. Пусть он тебе скажет. Тогда и пойдёшь за своей Найей.

Отирая пот с широкого лба, встала, заслоняя собой свет.

— А голову давай, зарою. Чтоб свои не нашли.

… - Ты убила Владыку, пока глаза его не смотрели… И пока глаза других Владык не видели этого. Зарой так, чтобы никто не видел того, что делаешь, поняла?

Засовывая мёртвую голову в кисет, Берита замерла. И широко улыбнулась.

— Мастер. Ты сказал новое. Ты его надумал из-за того, что я пришла и принесла тебе это мясо. Видишь как?

— Да, Берита.

Он поклонился, прикладывая руку к груди. Женщина положила ладонь на его голову и слегка оттолкнула:

— Всё, хватит. А то я начну мечтать о тебе в своих снах.

Поправила юбку и пошла к выходу. Когда уже взялась за петлю, мастер окликнул её:

— Берита… Будь осторожна. Ты ещё мало знаешь и потому — не радуйся раньше времени.

Старуха кивнула, по-прежнему улыбаясь, и вытерла краешек глаза пальцем.

— Ты — думаешь! И тебе мой поклон за заботу и остережения.