Виталий Вавикин - Вендари. Книга вторая

– И что по-твоему я должна делать? – спросила Рада.

– Не ты. Поговори с Клодиу. Он ведь древний. Для него это должно что-то значить.

Но Клодиу сказал, что ему нет до этого дела. А три недели спустя за Кейлой Прато пришли тени. Либена видела, как эти дети ночи и пустоты сожрали ее тело. Тени, призванные Наследием Эмилиана. Она успела на короткое мгновение заглянуть в мысли этой молодой поросли. Илир. Так его звали. И Либене хватило мгновения, чтобы понять, что он знает о ней и разрешает увидеть его воспоминания, в которых он охотится на своих диких собратьев, стыдится их поступков, их безумия. Либена видит, что он может забрать ее жизнь, но эта жизнь не нужна ему. Ему плевать на слуг. Сейчас ему нет дела и до их хозяев. Только собственное племя. Только безумные собратья, которых нужно истребить. Всех до одного.

– Я видела, как рождаются их дети, – шепчет Либена, пытаясь напиться, но алкоголь уже давно не пьянит ее. Рада молчит. – Дети, выношенные женщинами, которых изнасиловали эти дикие твари. – Ее снова начинает мутить, желудок сжимается. – Они… они развиваются в их утробе, растут, а потом… еще до рождения… они начинают сжирать своих матерей. Клянусь тебе, Рада, я видела мысли Илира. Наследие Эмилиана само боится этих тварей. Потому что если такой ребенок сможет выжить и окрепнуть… Думаю, он придет не только за древними, но за всем миром… Ты знала, что еще в утробе матери они могут влиять на ее разум? Представляешь? Перед тем как сожрать, они заставляют ее искать укромное место, прятаться ото всех, чтобы никто не слышал ее предсмертных криков. И после, разорвав ее плоть и выбравшись наружу, эти дети продолжают питаться мертвой плотью своей матери, чтобы набраться сил. Клянусь, если бы у меня были силы, то я бы сама начала охоту на этих тварей. Не таких, как Илир, а на их безумных братьев. Понимаешь? – Либена пытливо вглядывается Раде в глаза. На щеках ее сверкает неестественный для избегающих солнца слуг румянец. В темных глазах гнев. Рада молчит, и гнев Либены нарастает, словно теперь весь мир должен поддержать ее, подняться на борьбу с безумными тварями. – Скажи хоть что-нибудь! – требует она.

– Как ты думаешь, – говорит Рада, выдержав ее гневный взгляд. – Если ты видела мысли Илира, то, возможно, он видел и все твои мысли?

– Что ты хочешь этим сказать? – Либена хмурится. – Думаешь, теперь Илир знает о барах и может их найти?

– Думаю, теперь он знает, где найти древних. По крайней мере Клодиу. Ты ведь знаешь, где найти Клодиу?

Либена бранится сквозь зубы. Забыться, отвлечься. Сбежать. Но куда? Она знает о барах на Западе, знает о доме Моука Анакони в Болотах Мончак. Но теперь об этом знает Илир. И бежать некуда. Даже бар Рады на краю кладбища Пайн Гроув сегодня закрыт. Только кафе, где за спиной смеются дети и пахнет крепким кофе вместо афродизиака и опиума. И еще вечернее солнце за окном… Либена дождалась, когда на город опустится вечер, долго бродила по клубам и барам, пока не познакомилась с девушкой из Чехии по имени Адела, мельком заглянув в ее мысли, затем взяла за руку, предложила сесть за свой столик.

– Мы знакомы? – спросила девушка.

– Наверное, нет. Но разве это проблема? – Либена заглянула ей в глаза. – Тебя зовут Адела, верно?

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась.

– Такого не бывает.

– Со мной бывает многое. – Примирительная улыбка. – У тебя интересный акцент. Скажи мне, откуда ты?

– Из Чехии.

– Из Чехии? – Либена нахмурилась, вспоминая свою родину, вспоминая свое детство, молодость. Вспоминая годы, когда еще ничего не знала о древних.

– Что-то не так? – спросила Адела.

– Когда-то я тоже жила в Чехии.

– Почему уехала?

– Встретила кое-кого.

– Понятно. Я тоже встретила, – Адела безрадостно улыбнулась. Либена снова заглянула в ее мысли. Чехия. Лысеющий мужчина средних лет. Обещания. Секс на камеру. Самолет. Западное побережье Америки. Пляжи. Солнце. Пара фильмов с уродливо-непристойным названием и такой же тематикой.

– Ты знаешь, – сказала Либена, – когда-то я так же сбежала из дома. Только не с порно-продюсером, а с цыганом. Хотя это почти одно и то же. И в конце он тоже продал меня.

– Меня не продавали. – Взгляд Аделы стал тяжелым. – Я знала, куда еду и зачем.

– Верю. – Либена чуть было не призналась, что видит это в ее мыслях.

Видит старого слугу, который платит ей не за тело, а за кровь. Платит столько, чтобы купить не только кровь, но и страх, заставить его отступить, сдаться под натиском алчности. Адела считает его чокнутым извращенцем, но за последние годы половина мира кажется ей чокнутыми извращенцами. Так что нет особой разницы, что продавать – тело перед камерой или кровь в алькове бара. Адела думает об этом, когда слуга говорит, что таких, как он много. Слуга не интересуется ее телом. Лишь пьет кровь и гладит ее черные волосы, пропускает пряди сквозь пальцы.

– Может быть, встретимся как-нибудь еще раз? – предлагает ему Адела. Слуга не промывает ей мозги, не блокирует двери страха. Нет. Ему нравится естественность. В лучшем случае легкие наркотики для продающего кровь человека… Либена знает это, видела уже не раз этого слугу. Видела у Боаза Магидмана, видела в Луизиане, в Финиксе…

– Тебя послал в Портленд Киан, верно? – спросила она Аделу.

– Откуда ты… – Адела насторожилась, поджала губы.

– О, от тебя просто пахнет желанием продать свою кровь, – сказала Либена.

– Так ты тоже… – Адела так и не смогла подобрать нужных слов.

Повисла пауза. Тяжелая, нервная.

– Киан говорил, что здесь есть что-то вроде клуба для таких, как он, – сказала Адела. – Советовал, найти женщину по имени Рада.

– И ты думаешь, что продавать кровь лучше, чем тело?

– Ты видела последние фильмы, в которых я снималась?

– Я вообще не смотрю подобные фильмы. – Либена улыбнулась и поспешила сменить тему разговора, потому что то, что сейчас она видела в мыслях Аделы, ей совершенно не нравилось. Наверное, продавать свою кровь было действительно лучше. – Расскажи мне лучше о Брно, – попросила она.

– О Брно? – оживилась Адела.

Они до поздней ночи разговаривали о Чехии. Говорили о театре Редута. О Моравской галерее. О музее в Епископском дворце. О параде фейерверков, где Адела познакомилась с мужчиной, который увез ее в Калифорнию. Об оперном театре. О Масарикове университете, где училась Адела на факультете философии, пока не уехала из страны.

– Неужели сниматься в порно тебе показалось лучше, чем учиться? – спросила Либена, но у Аделы не было ответа. Не нашла Либена ответ и в ее мыслях, в ее воспоминаниях.

Пять лет в солнечной Калифорнии, казалось, что-то безвозвратно выжгли из ее головы, стерли. Либена подумала, что все те десятилетия, которые она служила Плеймну, тоже что-то выжгли в ней. Мир стал каким-то плоским и двумерным. И еще вся эта жизнь, все эти знания! Либена смотрела на Аделу и понимала, что завидует ей. Завидует ее неведению. Мир древних и слуг катится в бездну, а этой девочке нет до этого никакого дела.