Составитель не указан - Зловещие мертвецы (сборник)

– Вам нужен покой, Говард, – срываются с губ слова. – Ваше расстройство происходит от мнительности. Когда людям мерещится то, чего нет, надо сопротивляться сознательно…

На голове доктора сидит живая муха и судорожно потирает лапки друг о друга. Глаза ее глубоки и мутны. К несчастью, доктор не видит ее.

«Он не поможет мне, – пронеслось в голове Говарда. – Он ничего не понимает. Никто не понимает, сколько грязи на этих мухах и как они опасны!»

Муха тихонько зажужжала. Жужжание, словно сверло, начало ввинчиваться в мозг. Доктор неожиданно осекся и пристально, как до этого продюсер, посмотрел на Говарда, который в этот момент поднимался с кресла.

– Большое спасибо, доктор. Очень, очень вам признателен!

Говард остановился у машины. Он задыхался, по лбу катился пот, сердце бешено колотилось.

– Нужно успокоиться, – прошептал он, захлопывая дверцу. – Теперь мне не на кого положиться. Доктор считает, что это галлюцинации. Тревор ничего не видит. У Аниты мухи разгуливают по шее. Неужели все сошли с ума?

Он внимательно осмотрел всю машину. Никаких следов мух. В салоне становилось душно, рубашка взмокла от пота, однако у него уже начал складываться план дальнейших действий. Первым делом…

«З-з-з-з».

Муха сидела на ветровом стекле. Говард изогнулся и ловко прихлопнул ее. Хрупкие членики неприятным пятном растеклись по стеклу, повисла звенящая тишина.

«Откуда она взялась?»

Говард нервно закурил и нажал педаль газа. Он не знал, с какой скоростью могут летать мухи, но был уверен, что с машиной, пусть и старой, им не тягаться. Если только они не посланники ада. Он прибавил скорость. Машина летела по автостраде, обгоняя грузовики и сторонясь новых спортивных машин. Говард ощущал необычайную легкость и свободу. Теперь ему ничто не угрожает, у его ног целый мир. Где-то далеко в синеве неба показалась темная точка, постепенно увеличилась, перекрыв дорогу. Перед радиатором мелькнула отвратительная физиономия и скрылась.

– Вельзевул, – содрогнулся Говард и испуганно вгляделся в ровное асфальтовое покрытие дороги.

Внутри на стекле сидела муха. Говарду показалось, что он узнает ее. Мутные, мириадно-таинственные глаза осматривали внутренность салона с недовольством и явной брезгливостью. Муха сложила крылышки и потерла друг о друга лапки, от которых начали, кажется, отваливаться кусочки грязи. Весь вид ее говорил о величайшем презрении к людям и, возможно, о желании уничтожить человеческий род, чтобы он не занимал планету, отведенную для более совершенных существ – мух.

Их глаза встретились. Вельзевул мгновение смотрел на Говарда, исполненный высокомерного презрения, – в это короткое мгновение, вглядываясь в бесконечную сложность его волосков и сочленений, Говард все понял и почувствовал дрожь. Затем дьявол оторвался от стекла и тихонько произнес:

– З-з-з-з.

Говард наклонился, правая рука его поднялась, корпус подался вперед. Секунду он смотрел на Вельзевула, пытаясь прочитать в его глазах свою судьбу и понять, что тот думает перед смертью…

Дром-д! Низкое бетонное ограждение приняло на себя удар вильнувшей в сторону машины. Салон заполнила густая красноватая темнота. Последнее, что расслышал Говард в скрежете стекла и железа, было громкое «з-з-з-з».

Сержант Пауэлл наклонился над лежавшим среди обломков мужчиной. К приезду патрульной машины пробка на дороге достигла громадных размеров. Пощупав пульс, Пауэлл выпрямился, пробормотал:

– Бедняга! – поморщился и пошел прочь.

Тело Говарда укладывали на носилки. С его головы взлетела жирная муха и, жужжа, уселась на густую шевелюру блюстителя порядка. Мириады глаз хищно поблескивали в ярком свете калифорнийского солнца.

Утром в четверг, когда он выходил из дома, Аделина подошла к дверям:

– Ты все еще чувствуешь привкус? Норман укоризненно взглянул на нее.

– Ответь мне, – жена требовательно перехватила взгляд.

Он молча обнял ее, прижался к золотистым прядям щекой.

– Я спросила тебя, – сказала Аделина.

– Может быть, забудем об этом? – умоляюще проговорил он.

– Но ты уже сказал это, милый. В первую годовщину нашей свадьбы!

– Извини, – он уткнулся носом в ее плечо. – Иногда у меня вырываются глупости.

– Ты не ответил мне. Мои губы отдают кислым?

– Кислым? Что ты, конечно нет. – Он крепче обнял жену, вдохнул аромат ее пышных волос. – Ты прощаешь меня?

Она с улыбкой поцеловала его в кончик носа, и Нортон снова, в который раз, поблагодарил судьбу, подарившую ему такую замечательную жену. Второй год их супружества протекал, словно второй день медового месяца.

Приподняв ее подбородок, он поцеловал жену в губы.

– Проклятье, – вырвалось у него.

– Что случилось? Снова привкус?

– Нет. – Он смущенно опустил голову. – Теперь я совсем не чувствую твоего вкуса.

– Теперь вы совсем не чувствуете ее вкус, – повторил доктор Филлипс.

Норман виновато улыбнулся:

– Я понимаю, что это звучит немного странно, но это так.

– Я бы назвал ваш случай уникальным, – доктор Филлипс задумчиво поправил на носу очки.

– Но самое странное не в этом, – прибавил Норман, его улыбка стала натянутой.

– А в чем же?

– Я чувствую вкус всего остального. Доктор Филлипс внимательно посмотрел на него, поскреб переносицу, снова поправил очки.

– Запах ее тела вы чувствуете?

– Да.

– Вы уверены?

– Да. Но какое отношение это имеет… – Норман осекся. – Вы считаете, что чувство обоняния и вкус как-то связаны?

Филлипс кивнул:

– Если вы можете чувствовать ее запах, вы должны чувствовать и ее вкус.

– Возможно, – пробормотал Нортон, – но я не могу.

– Интересно, – доктор Филлипс недовольно хмыкнул. – Подозреваю, что у вас в некотором роде аллергия. Навряд ли что-нибудь серьезное. Надеюсь, скоро мы выясним причину вашего недомогания, – успокоил он встревоженного Нортона.

Когда он зашел на кухню, Аделина подняла голову от плиты, на которой разогревался обед.

– Что говорит доктор Филлипс?

– Что у меня аллергия на тебя.

– Он не мог сказать такого, – она нахмурилась.

– Однако сказал.

– Будь серьезнее, с такими вещами не шутят.

– Меня обещали протестировать, чтобы выяснить причину аллергии.

– Он считает, что это опасно? – спросила Аделина.

– Нет.

– Ох, слава богу, – ее лицо просветлело.

– Слава богу, как же, – пробормотал он. – Вкус твоего тела был одним из немногих удовольствий, доступных мне в этой жизни.

– Перестань, – она ласково убрала с его плеч руки и повернулась к кастрюлям на плите.

Норман обнял ее за талию и потерся носом о ее затылок.