Сергей Дегтярев - Зло (сборник)

— Виденья? Хм. Это не виденья. Считайте меня сколь угодно душевнобольным человеком, но то, что я вижу, является такой же реальностью, как и мы с вами. Возможно, даже большей. Вы когда-нибудь видели сны, Фёдор? Кошмарные сны, когда страх настолько захватывает вас, что хочется кричать, взывая о помощи? Вы когда-нибудь бились в припадке, пытаясь вырваться из склизких объятий Морфея? Представьте свой самый страшный сон, когда вы готовы были отдать всё, чтобы только проснуться. Представили, вспомнили? Так вот растяните его на семнадцать лет и добавьте к этому то, что сон превращается в явь, и вы видите два мира, слившихся друг с другом. Наверняка миров гораздо больше, и мне остаётся только молиться несуществующим богам, чтобы нас защитили от этой мерзости.

Рассказ Евгения рождал странные образы в моей голове. Странно, но я чувствовал, как сознание начинает «биться», вторя словам моего пациента. Ощущение, как если бы кровь в голове пульсировала в такт чему-то, что лежало за гранью человеческих чувств. Нереальность происходящего. Штольм всё это время внимательно рассматривал меня, отслеживая малейшие изменения. Опять появилось стойкое чувство, что исследую не я, а он.

— Думаю, на сегодня хватит, — решил я прервать беседу. — Продолжим послезавтра, Евгений…

Тогда я ещё не знал, с чем мне пришлось столкнуться. Следующие сеансы были лишь продолжением первого. Я злился, чувствуя, что теряю контроль. Это было страшно, и завораживало одновременно. Одна часть моего сознания требовала остановить хотя бы на время процесс исследования. Другая — восставала доводами о потрясающей необычности заболевания. Разуму Евгения позавидовали бы очень многие. Я сам себе казался маленьким и глупым подростком по сравнению с этим человеком. Когда мы вели сеансы-беседы, я полностью отдавался плавным волнам рассказа, которым он завораживал меня.

Он говорил о том безумном мире, который явился ему однажды грозный обличии. Хаотичное сочетание форм и образов, столь противоестественных привычной реальности нашего мира. Изнанка — так называл Штольм то, что видел. Вывернутый мир, где люди могли быть только муравьями. Тени, что мелькали во тьме, были чудовищны в своей мерзости, заставляли корчиться в муках сознание тринадцатилетнего подростка. Много позже он сроднился, смирился с виденьями. Евгений понимал, что не проживёт долго: силы уходили из истощённого болезнью организма, моральные и физические.

Ту ночь я никогда не забуду. Закончив работу, поехал домой, заскочив в бар, расположенный неподалёку. Необходимо было пропустить рюмку-другую хорошего виски, привести мысли в порядок. Эта привычка появилась у меня после трёх месяцев исследований. Работа поглотила меня полностью: приезжая домой, делал записи, рылся в медицинских справочниках, пытаясь понять синдром Штольма. Его заболевание оказалось исключительным случаем — нигде я не смог найти ничего подобного. Не было даже мысли, как помочь уникальному больному.

В баре засиделся дольше обычного. Уже поздно приехал домой и упал на кровать, совершенно обессиленный. В последнее время начал чувствовать ухудшение здоровья. Впечатление, что Штольм поглощал мои физические и моральные силы, но от этого не становился более свежим и жизнерадостным, подобно тому, как это происходит с энергетическими вампирами. Размышления об этом вызвали у меня тревогу. Я прошёл на кухню, взял бутылку виски и выпил половину. Решив обдумать всё ещё раз утром, лёг спать. Сон быстро завладел мной — уставший организм отдался ему полностью…

Тьма. Полное отсутствие чего-либо. Тишина, медленно начинающая давить. Так продолжалось какое-то время. Вдруг мрак начал постепенно рассеиваться. Подняв голову к небу, я увидел две огромных луны, тускло освещающих пространство. В грудь толкнуло чувство тревоги. Пролетел ветер: сухой, горячий.

Оказалось, я стою посреди пустыни, на горизонте которой виднеются непонятные возвышения, похожие на гигантские строения. Что это, где я? Вопросы раскалённой иглой вонзились в сознание. Появился страх. Я попытался всмотреться пристальнее в линию горизонта, в здания… Ни одного намёка на знакомую архитектуру. На таком большом расстоянии детали не угадывались — только контуры.

Где-то на пределе слышимости раздался звук, сначала еле различимый в абсолютной тишине, постепенно нарастающий и режущий слух. Стало страшно, пожалуй, как никогда в жизни. От мгновенно резанувшей боли я упал на колени, зажимая руками голову. Между пальцев потекла кровь.

Так я стоял некоторое время, пока звук не утих. Боль стала адской, когда я услышал шорох недалеко от себя. С трудом открыв глаза, огляделся: вокруг метались тени. Они что-то шептали, и это отзывалось болью в теле. Я чувствовал себя ничтожнее муравья перед этими существами. Не знаю, был ли это интерес, или ещё что-то, но тени продолжали кружиться рядом. Я зажмурил глаза, испытывая чувство страха вперемешку с омерзением.

Вдруг всё затихло, тени перестали метаться и расступились в разные стороны. Я невольно посмотрел вперёд. Там возникло движение: что-то огромное рванулось ко мне. Немыслимо ужасное, до потери сознания отвратительное существо. Я вздрагивал в такт движениям этой твари, от них содрогалась и земля. Существо остановилось в нескольких метрах от меня, вдохнуло и выпустило воздух, обдавая жгучим дыханием. Я в ужасе смотрел на чудовищный лик создания, жутким огнём преисподней горели огромные глаза. Пасть открылась, и прозвучали слова, которые хоть и были мне понятны, но не воспринимались как нечто связное:

— … в сей час, гряду… вы породили нас… тот, кто увидел, уже не может… ужаснётся мир, в который… сон, становящийся явью…

Я в ужасе закричал — такую боль было не выдержать. Кошмар сокрушил последнюю преграду разума, заставив проснуться, истекая потом и кровью. Вскочив, я сжался в комок, прислонившись к спинке кровати, тело тряслось в лихорадке, а зубы выбивали бешеный ритм. Чувствовал себя молекулой, мельчайшей частицей в невообразимом пространстве Вселенной. Глубокий подсердечный ужас навсегда поселился в душе, в голове. Ещё долго я не мог прийти в себя. Трясся в приступе ужаса и смотрел в стену, словно ожидая увидеть там Изнанку.

Я решил отказаться от изучения Штольма. Думал, что-то ещё можно изменить. Как же может ошибаться человек, питающий себя последней надеждой!

Днём мне позвонили из полиции, сообщили о смерти профессора Григорьева. Старый друг отца повесился у себя в кабинете. Как я узнал позже, он тоже проводил сеансы с Евгением, работая параллельно со мной. Старик пытался докопаться до причины смерти друга. Но нашёл лишь гибель. Я знал наверняка: Григорьев тоже видел мир, где живёт ужас, он был в Изнанке, как я, Штольм и мой отец.