Сергей Саканский - Амамутя. Путь огненного бога

– Снова пожар! – воскликнул Иван.

– Ничего удивительного, – сказала Делла. – Дерек – угреш, только и всего.

– Делла, а что мы знаем о своем народе? – спросил Иван. – Откуда, например, мы знаем, что народ был некогда многочисленным, а теперь он исчезает?

– Ничего такого мы не знаем, – сказал Делла.

– Я об этом и говорю. Этого же нет в мифологии, да?

– Нет.

– Так мы решили только потому, что угрешей вообще мало. Так может быть, их всегда было мало? Может быть, угреши и не народ вовсе?

– Как не народ? А что?

– Просто какая-то… Секта, что ли? Люди разных национальностей, объединенные лишь одним – религией.

– Мы народ, – твердо сказала Делла. – Народ, избранный Амамутей. Народ, несущий миру огонь.

– В смысле, время от времени запирать друг друга в каких-то замкнутых пространствах, типа каюты «Джинса», и сжигать?

– Пламя всемирной любви, – огрызнулась Делла и замолчала, насупившись на свою тарелку.

Иван больше не приставал к ней с разговорами. Вернулись в машину и тронулись в путь.

Барабан дремал на заднем сиденье, свернувшись в массивный клубок. Призрачные деревни пролетали вдоль пустого шоссе, поводя туманными лучами огней. Рассвело. Машина выскочила на берег Волги. Иван и Делла узнали это место, которое проходили позавчера. Теперь надо было держаться берега, двигаясь проселками, ибо катер конкурента по расчетам был уже где-то рядом.

Он стоял у причала на окраине Самары. Иван подрулил почти вплотную. Это был действительно Ламбовский. Он сидел на баке и с грустью смотрел на свою удочку. Тихий господин Сырников.

– Я вас где-то видел… – пробормотал неудачливый рыболов. – Клева, похоже сегодня не будет.

– Я тот, кто спроектировал и построил этот катер, затем продал его вам, – сказал Иван.

– Ох, припоминаю, – он посмотрел на Деллу, которая сидела в машине, свесив ноги из открытой двери.

Барабан приподнялся на заднем сиденье и положил голову ей на плечо.

– Не вы ли встретились мне ниже по течению позавчера?

– Разумеется, мы.

– И вы забрали все картины по течению вверх, – с грустью констатировал Ламбовский.

– А вы забрали наши камушки! – вставила Делла.

– Камушки? – удивился Ламбовский. – То есть, всякую бижутерию, которую мне впридачу давали соплеменники… И на что она вам?

– Я люблю наряжаться, – сказал Делла.

– А я собираю картины. Может, договоримся?

– В каком плане? – спросил Иван.

– Я бы купил верхнюю часть коллекции. А бижутерию отдал бы вам бесплатно.

– Коллекция не продается, – сказал Иван.

– Тогда и бижутерия останется при мне.

– Да на что она вам? – спросила Делла.

– Так… Люблю наряжать свою девушку.

– И где же ваша девушка? – спросила Делла.

– Взяла такси до вокзала. Это не совсем моя девушка. Услуга называется «эскорт», если вы понимаете.

– А собака? – спросила Делла.

– Собака в каюте, – сказал Ламбовский, и тут же, будто в подтверждение, внизу тихо гавкнул Барабан номер два.

– Так значит, не продается коллекция? – спросил Ламбовский. – А если поторговаться?

Делла глянула на Ивана, он хорошо понял смысл ее взгляда.

– Коллекция меняется на камушки, – сказал он неожиданно для себя самого.

Ламбовский пришел в замешательство:

– Вы шутите?

– Отнюдь, – сказал Иван. – Вы, как мне известно, уже коллекционер, а я только собирался им стать, то есть – чуть было не стал.

Делла смотрела на Ивана во все глаза и, казалось, вовсе не верила своим глазам, когда позже, уже в гостинице, вывалила на стол груду камушков, гораздо большую, чем та, что удалось собрать ей самой. Картин Дерека тоже было больше: возможно, в южных землях живописец задержался надолго…

Иван решил совершить развес, как на выставке. Всего картин было пятьдесят – два десятка с «Джинса» и три – с его дубля. Новые работы были все о том же – они изображали огонь в разных его проявлениях.

Все трое ходили вдоль перил пристани, на которой стояли картины, молча рассматривая их. Ходили и оба Барабана, уже подружившись, повиливая хвостами, будто их монохромному зрению была глубоко понятна палитра художника. Впрочем, как известно, собаки хорошо различают именно красные тона…

– Думаю, что Дерек изобразил конец света, – вдруг сказал Ламбовский. – Думаю, именно этой темой он и был озабочен.

– Это не объясняет наличие двух планов, – сказал Иван.

– Двух планов? – переспросил галерист.

Иван уже и сам видел, почему Ламбовский не понял его. Тенденция в собранной им коллекции была не столь ярко выражена, как в тех полотнах, что добыл Иван. Последние картины и вовсе не имели переднего плана и изображали, скорее всего, извержение вулкана. Горели деревья, горела земля, казалось, что горит сам холст и краски на холсте. Одно полотно изображало ровное, абстрактное море огня до самого горизонта, и с поверхности этого моря к небу поднимались столбы вихревого света…

– Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем… – задумчиво процитировал Иван, покосясь на Деллу, но она отреагировала вовсе не на слово «буржуй».

– Так вот как оно будет!

Ее реплика прозвучала серьезно, в голосе слышалось отчаянье.

– Будет – что? – с тревогой спросил Иван.

Делла закусила губу, будто проговорилась о какой-то тайне. Иван вдруг понял, что было у нее все это время в голове.

– Конец света. Не всемирный потоп, а всемирный пожар. Я-то все голову ломала, а разгадка всегда была перед глазами, – она окинула панорамным взглядом «выставку».

– То-то и оно, – буркнул Ламбовский.

Иван глянул на него, потом – на Деллу. Перед ним были два человека, которые, как им казалось, знали нечто, не известное другим, и вот теперь говорили об этом, как о само собой разумеющемся. Иван спросил:

– И от чего, по-вашему, произойдет конец света? От какой физической причины?

– Есть много вариантов, – ответил Ламбовский. – Столкновение с астероидом или кометой. Если тело окажется значительным, то большая часть живого на Земле вымрет. Как это произошло с динозаврами. Ученые считают, что тот астероид был около десяти километров в поперечнике. Еще одна возможность – взрыв самого Солнца.

– Вспышка сверхновой?

– Нет, не так. Солнце ожидает другой конец. Наша звезда расширится, станет красным гигантом. Ее диаметр поглотит орбиту Земли, остановится где-то в районе Марса. Тогда все внутренние планеты превратятся в газ.

– Я читал научную литературу, – заметил Иван. – Этот сценарий ожидается через миллиарды лет.

– Возможно, – сказал Ламбовский.

– Так это… – сказал Иван, еще раз посмотрев на последнюю работу художника, – просто само солнце и есть. Пейзаж поверхности. Звезда снизу. А с поверхности вздымаются протуберанцы…