Кирилл Манаков - Хроники последнего лета

— Да позволит Великий халиф сказать слово в свое оправдание, но я неделю был на охоте, вернулся только сегодня и тотчас же был схвачен стражниками… Я не мог знать о воле халифа!

— Стало быть, — задумчиво произнес Гарун Ар Рашид, — ты невиновен… Но повеление халифа нарушено. Это плохо. Что ты сам думаешь об этом?

— Сказано: «Долгота власти обеспечивается справедливостью». Я прошу у Всевышнего долгого правления Великого халифа. К тому же, как не Великому халифу знать, что такое справедливость, ибо назван он этим именем.

Гарун Ар Рашид громко рассмеялся:

— У тебя хорошо подвешен язык, Муса ибн Идрис. Ты ученый?

— О нет! Ученым может назваться только тот, кто исправно посещал школы и университеты. Я всего лишь беседовал с мудрыми людьми из числа ученых.

— Похоже, ты встречал достойных мудрецов… Спрошу по-другому: ты сведущ в науках?

— О каких науках спрашивает Великий халиф? Во всех науках сведущ лишь Всевышний.

— Расскажи, что тебе известно о Писании Всевышнего?

— Да простит Великий халиф своего раба, но о каком именно Писании идет речь? Волей Всевышнего нам было ниспослано несколько Писаний, а мне посчастливилось изучать книгу пророка Мусы, книгу Инджил, которое упорствующие в заблуждении христиане именуют Евангелием, и, конечно же, Святой Коран.

— Хорошо, — воскликнул Гарун Ар Рашид и вскочил на ноги с низкой скамейки, устланной расшитыми золотом мягчайшими подушками, — я желаю говорить с тобой, Муса ибн Идрис! Следуй за мной!

Джафар, Масрур, стражники и слуги склонились в глубоком поклоне, а Муса ибн Идрис поднялся и прошел за халифом в маленькую комнату. Масрур задернул портьеру и, скрестив руки, встал на входе.

Плотная ткань задерживала звук, и великий визирь, хоть и напрягал слух, не смог разобрать слов.

Беседа продолжалась долго и прервалась призывом муэдзина к вечернему намазу. Халиф с задумчивым видом вышел из комнаты, и опытный взгляд Джафара сразу же уловил необычную красноту глаз, свидетельствующую о том, что слова собеседника тронули повелителя до слез.

Словно подтверждая догадку визиря, халиф воскликнул:

— Воистину, велика мудрость этого человека! Если бы он написал книгу, где повторил слова, сказанные мне, то польза для правоверных была бы неисчислима!

Джафар подумал, что сейчас Гарун Ар Рашид, по своему обыкновению, осыплет Мусу ибн Идриса благодеяниями, но халиф подозвал Масрура, кивнул в сторону прикрытого портьерой входа в комнаты, где оставался его недавний собеседник, и негромко сказал:

— Отрубить ему голову.

Султан перегнулся через стол, внимательно заглянул в глаза Ахмеду, словно пытаясь прочесть потаенные мысли, и спросил громким шепотом:

— Ты знаешь, почему халиф приказал казнить Мусу?

— Нет, — ответил Ахмед.

Султан вернулся на место и сказал уже обычным голосом:

— Когда отец впервые рассказал эту историю, мне было четыре года. И я расплакался. Почему? За что? Муса — прекрасный человек, мудрый, талантливый, и, главное — он не виновен! Не мог он знать об указе халифа! Неужели великий Гарун Ар Рашид — просто жестокий тиран? Жестокий до бессмысленности?

— И что же на самом деле?

— Ответ на этот вопрос я нашел, прочитав много книг, названия которых ничего тебе не скажут, — заявил Султан с некоторым самодовольством, — знаешь, что происходило в это время?

— Нет.

— Это только в сказках Халифат процветал. Все не так просто. Гарун Ар Рашид был окружен врагами. Бунты возникали в Египте, Сирии, Тунисе, да что там — чуть ли не во всех городах имелись очаги смуты. И проявить малейшую слабость — значило дать шанс врагам и вселить сомнение в сердца подданных. Жалость и власть — вещи несовместные. Высшая справедливость означает сохранение и укрепление власти правителем — это благо для всех. Остальное — не важно. И спустя века, кто скажет плохо о Гаруне Ар Рашиде? Хотя, по правде, трудно его назвать великим правителем… Но это — другая история. Кому важна истина, если люди хотят слушать красивые сказки?

— Я все понял, — кивнул Ахмед, — ты думаешь, что потомки будут считать нас хорошими людьми. Это так?

— Конечно.

— А то, что на твоих руках кровь единоверцев?

— Гарун Ар Рашид убил мусульман едва ли не больше, чем неверных. Того же Джафара по его приказу удавили в тюрьме. И что? Мнение нескольких умников, читающих старые книги, ничего не изменит. Да и зачем?

Ахмед несколько минут пребывал в задумчивости, потом, словно внезапно проснувшись, глубоко вздохнул, огляделся по сторонам и решительно сказал:

— Спасибо тебе, Султан. Спасибо.

Голос его изменился до неузнаваемости, казалось, что говорит тяжело больной человек, с великим трудом произносящий слова.

— За что? — резко спросил Султан.

— Ты развеял мои последние сомнения. Прощай.

Ахмед щелкнул в кармане выключателем. Электрический импульс от аккумулятора передался к детонатору, вставленному в двухкилограммовый кусок пластида. Под тугими бинтами на груди Ахмеда пряталась смерть. Он успел увидеть, как маленький таджик Файзулло прикрыл телом вернувшегося из конюшни Хасанчика, и как возникли прямо в воздухе полные гнева глаза львенка Рычалки.

Погас свет, и Ахмеда залили потоки черного пламени.

Наташа проснулась и не сразу поняла, где находится. Сон, нелепый и безумный, слился с такими же событиями вчерашнего дня и полностью перемешал реальность с фантазией. Сам сон вспомнить никак не удавалось — мелькали отдельные картинки: похожий на разбойника Кондрат с ножом в зубах, Загорский, исполняющий на сцене вместе с военным оркестром бодрую песню, его советники, Добрый-Пролёткин и Гофман, разъезжающие на двухместном велосипеде… А под конец появился рыцарь в сверкающих доспехах на белом коне. Забрало шлема было поднято, и Наташе ужасно хотелось рассмотреть его лицо, она шагнула к рыцарю и… проснулась.

Рядом ровно дышал Загорский. Наташа немного полежала, потом очень осторожно откинула одеяло, приподнялась и опустила ноги с кровати.

Но Загорский спал очень чутко. Он открыл глаза, посмотрел на Наташу, улыбнулся и сказал бодрым голосом, словно и не спал вовсе:

— Доброе утро, любимая!

Наташа под его взглядом сначала застеснялась наготы и прикрыла грудь, но тут же отметила, сколько чувств было вложено в слово «любимая» и едва заметно улыбнулась. Это, действительно, приятно. Она поправила волосы и ответила:

— Доброе утро.

Загорский взял ее за руку и слегка потянул.

— Иди ко мне.

Наташа секунду сопротивлялась, но потом рассмеялась и легла рядом. Почувствовав, что Загорского трясет от возбуждения, она провела ладонью по его груди и поцеловала в губы.