Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

- Плавильщиками у нас в семье все мужики были. Правда, они железо да медь плавили, а я - золото.

И он ловко, двумя пальцами, вытащил откуда-то из-под нательника две маленькие золотые серьги - круглые, с напаянными по краю шариками, с тоненькими цепочками понизу. Девушки ахнули, а Головня чуть не выронил туесок с толчанкой. В свете костра серьги янтарно заискрились как две масляные капли, засияли холодным мягким переливом. Девицы зачарованно уставились на них - не оторвёшь. Будто околдовал их проклятый чужак. Искромёт же покатал серьги между пальцев и снова спрятал их за пазуху.

- Такие дела, красавицы.

Головне ужасно захотелось прихвастнуть своей находкой, чтобы сбить спесь с этого чурбана, но он переборол себя и вместо этого спросил:

- Как же ты сподобился?

- Да тайна немудрёная. Надо не обычный уголь в горн бросать, а каменный, из древних шахт, что в Серых Ямах остались. От него хороший жар идёт.

- Я слышал, в этих Серых Ямах еретики-лёдопоклонники сидят. Не сунешься к ним.

- А у меня от еретиков средство есть. Отец присоветовал. Надо, говорил, всегда носить с собой волчьи зубы, которые пролежали зиму в заговорённом ларце. Видишь? - он оттянул нательник, показал шею. На сушёной жиле болтался пожелтевший волчий клык. - Ни один еретик не страшен!

Девки так и остолбенели. Искра спросила:

- А других у тебя нет? Я этих еретиков жуть как боюсь.

Искромёт задорно подмигнул.

- Думаешь, пролежали бы они у меня целую зиму, если б я раздавал их всем подряд? - Но тут же рассмеялся. - Завтра приходи - подарю.

- И мне! И мне! - загалдели девчонки.

- Всем достанется, - успокоил их плавильщик.

Головню аж передёрнуло. Он взглянул на Искру. Вспомнил, как играли они в "поймай петлю", как Головня кричал ей: "Шорох", а она отвечала: "Хвать!", и подпрыгивала, как заяц-лопотун при встрече с Хромым Черноносиком. Разве может чужак понять это? Разве знает он историю Луча-Перехлёста и шебутного Багрянца, разве слышал слова, которые поведал Багрянец гадалке-приживалке в час, когда встали реки? Эх...

Отставив туесок, Головня вытер рот.

- Ну ладно, пойду. Доброй ночи! Доброй ночи, бабушка, - отдельно сказал он Варенихе.

- Уже? - просил Искромёт. - А про загон рассказать? Мы ж в нетерпении.

- В другой раз, - ответил Головня. - Благодарю за угощение.

Он вышел наружу. Сердце его прыгало от бешенства, в уголках губ играли желваки. Он злился на себя и на чужака, но больше всего - на богов, которые привели бродягу-плавильщика в общину. Из памяти не выходило лицо Искры, каким она смотрела на чужака - зачарованное, полное немого восхищения и восторга. Много бы дал Головня, чтобы Искра хоть раз взглянула так на него!

На тайгу опустились сумерки, лес превратился в сплошное скопище призраков, шершавые полосы красного тальника багровели как свежие рубцы на руке. От мороза трескались деревья. Собаки попрятались в дома, и только лошади продолжали безучастно жевать сено, бродя по загону.

"Ничего, - думал Головня. - Поглядим ещё, каков этот плавильщик. Увидим, крепка ли у него кость".

Каждый день, когда девки приносили в плавильню обед (сухую заболонь, кровяницу, моняло и рыбу), Искромёт рассказывал им весёлую историю. Например, такую:

- Навязчивые объедалы - как они ненавистны нам! Вваливаются в любое время и требуют угощения. И вот однажды я проучил их. Как-то раз моим родичам довелось поймать на редкость крупного Большого-И-Старого. Нахлебников слетелось - тьма! И каждый, что любопытно, был дальней роднёй мне или моему тестю. Я кормил их днём и ночью, а чужаков не убывало. И вот, устав от них, я спросил вновь прибывших: вы кто такие? "Мы - родственники двоюродной тёти сестры твоего тестя". Что ж, тогда я растопил для них снег и подал пустую воду. "Что это?" - спросили они. "Это - похлёбка из похлёбки, сделанной из похлёбки, приготовленной из оленьих бёдер", - ответил я.

Искромёт умел рассказывать. Он делал это так ловко, что даже говор его, странный для лесовиков, становился незаметным. Всё больше людей приходило его послушать. Иногда у плавильни собиралась половина общины. Приходили и вождь, и Сполох, и Огонёк, и даже Светозар. Лишь Отец Огневик, верный обычаю, не привечал бродягу. Тот отвечал ему тем же.

- У одного парня через несколько дней после свадьбы родился первенец, - гнул другую историю плавильщик. - Счастливый родитель положил рядом с ним загонную петлю. Его спросили: "Зачем ты делаешь это?". Он ответил: "Если младенец так быстро прошёл путь от зачатия до появления на свет, через месяц он станет загонщиком".

Он многое знал, этот Искромёт! Даже то, что знают лишь Отцы. К примеру, счёт месяцев. Или молитвы древних, полные странных, непонятных слов.

- Одному некрасивому человеку жена сказала: "Горе нам, если ребёнок будет похож на тебя". "Горе тебе, - ответил он, - если наш ребёнок не будет похож на меня".

Бабы валились от смеха, слушая его. Мужики усмехались в бороды и подозрительно поглядывали на своих жён. Все обожали плавильщика, ведь он принёс радость в трудное время. Он развеял тоску в сердцах!

А вечером, когда парни собирались в мужском жилище, он рассказывал им вот что:

- Как-то я поспорил с одним Отцом, что выпью реку. Он не поверил мне, поставил на кон Книгу и священный посох. Тогда я сказал ему: "Перекрой все ручьи, впадающие в реку, и я выпью её". Отец был так раздосадован, что мне стало его жаль. Я сказал: "Признаю, что слукавил. Дабы не сердить тебя, я готов выполнить любую твою просьбу". Он взял срок до следующего дня, чтобы подумать. Назавтра он явился ко мне, но я сказал ему: "Ты уже попросил у меня срок до сегодняшнего дня. Я выполнил твою просьбу. Чего же больше?".

Такое не расскажешь среди бела дня. Такое и в жилище-то рассказывать страшно. Голос чужака разносился по общине, отравляя родичей сомнением. То был особенный голос, в нём прятались души еретиков и щерились неугомонные духи, в нём вихрилась первозданная тьма и проглядывала клыкастая пасть прародителя мрака. В нём слышалось роковое слово: "Прельщение!". Стелясь над сугробами, голос этот, как дым из плавильни, впитывался в стенки жилищ, оседал на коже, будоражил уши. Он был дыханием Льда, но люди обманывали себя, думая, что рождённое в пекле не может служить холоду.

Возвысился чужак необычайно. Мужики, всегда враждебные бродягам, признали его своим. Даже вождь говорил с ним уважительно. Казалось, Огонь послал его на замену Пламяславу, чтобы не было так тяжко на душе.

А Искромёт не унимался.

- Один Отец заявил: "Есть правда и есть ложь. Правда исходит от Огня, ложь - от Льда. Отличить одно от другого очень просто: не бывает благодатной лжи, как не бывает порочной истины. Нам следует говорить правду, и мы станем ближе к Огню. А закоренелых лжецов следует подвергать изгнанию - пусть отправляются ко Льду". Тогда я спросил его: "Знаешь ли ты, зачем я пришёл в твою общину?". Он ответил: "Конечно. Ты явился, чтобы плавить металлы". "Совсем нет. Я пришёл, чтобы вы сняли с меня одежду и, раздетого, выгнали в тундру. Такова моя цель". Он обомлел: "Я не верю тебе!". "Значит, я лгу, и тебе придётся вышвырнуть меня как закоренелого лжеца. Но тогда окажется, что я говорил правду".