Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

Она помнила, как запалила лучину и шагнула к выходу. Сомнения не отпускали, злое чародейство сбивало с толку. Возле полога ещё раз обернулась, глянула в лицо Головне. Поколебавшись, приблизилась к нему зачем-то, поднесла лучину к его впалой щеке. Он дышал ртом, в правом уголке губ набухли пузырьки, по шее ползали вши. От мужа воняло навозом, гарью и кислым молоком. Был он запачкан грязью и сажей, в волосах застряли травинки. Человек как человек - такой же как все. Ткни ему в глаз раскалённым прутом - заорёт, станет метаться по жилищу, сшибая всё на пути. Это же так легко: раз - и готово. Но разве могла она совершить такое? Ведь это был он, её суженый, тот, кто жарко шептал ей сокровенные слова и водил вокруг жилища, пока Сиян сыпал на них сверху берёзовую кору и сосновые шишки. Это был он - так светло улыбавшийся ей когда-то, с ямочками на заросших соломенным волосом щеках, с лукавым прищуром и гладкими мочками ушей, едва просвечивающими сквозь ковыльные вихры. Нет-нет, она не могла причинить ему зло. Пусть даже внутри него сидел злой демон, вселённый колдуном, пусть даже от души его ничего не осталось, кроме невесомых ошмётков, всё равно - лицо было прежнее, хоть изрядно посуровевшее, обострившееся, будто резчик нанёс на камень новые сколы и мелко прочертил царапины, придав ему вид тревожный и подозрительный.

И она отступила. Попятилась, сжимая коптящую лучину, сняла с перекладины тонкий кожух, перекинула через плечо. Потом воткнула лучину в мохнатую стенку, вернулась за мешком, сжимая от натуги зубы, выволокла его наружу. Подумала ещё: "А ну как ребёночек-то сейчас и полезет. Хороша же я буду". Но Бог миловал.

После темноты жилища ночной сумрак казался опасно прозрачным. Далеко над окоёмом расползались, колыхаясь, духи Огня. Господь не оставлял её Своей заботой, пытался прорваться сквозь завесу дыма и мрака. В ушах неотступно звучали слова Рдяницы:

"Если дорога тебе жизнь, уходи. Не жди, пока он сам выкинет тебя".

Уходи, уходи...

Осторожно, словно лиса к заячьей норе, Искра подбиралась к загону. Ночь лизала щёки прохладным языком, вздыхала шелестом ветра в тальнике. Зловеще скалились черепа с шестов, сумрак рождал одну за другой жутких клыкастых тварей, рычал далёким рокотом потока где-то в низине за рекой. Ах, как ей было страшно! Пот заливал глаза, какая-то нечисть шмыгала тут и там. Искра твердила молитву и волокла мешок к загону, но силы покидали её. А ведь предстояло ещё вернуться за седлом и уздечкой! Как она осилит всё это? Немыслимо!

Она бы и не справилась, кабы Рдяница не пришла на помощь. Жена Костореза выросла рядом, будто шагнула из мрака, исторгла горячий шёпот:

- Давай-ка сюда.

Беглянка выпустила мешок, всплеснула руками, чуть не упав на холодную землю.

- Ты что ль, Рдяница?

- А сама-то не видишь?

- Ты чего здесь?

- Помочь тебе пришла. Сама, чаю, не управишься.

Они посмотрели друг другу в глаза.

- Бежишь?

Искра опустила голову.

- И правильно, - сказала Рдяница. - У меня тут уж всё приготовлено.

Она помотала уздечкой, висевшей на поясе. Первые сонные комары-поранки садились ей на лицо, лениво гудели над ухом. Рдяница не обращала на них внимания: она лихорадочно озиралась и вжимала голову в плечи.

- Пойдём.

Раскорячив босые ноги, Рдяница взвалила себе мешок на плечи, покачнулась, чуть не упав набок. Кудлатые чёрные волосы свесились с правого плеча, качнулись спутанным мочалом.

- Давай подмогну, - предложила Искра.

- Пошли уж.

В сумеречной недвижимости островерхо чернели колпаки шкурниц, хрустел под ногами олений мох, горбами вздымались свежие отвалы, а вокруг, по краям косогора, безголовыми скособоченными великанами тут и там торчали полуосыпавшиеся древние стены, меж которых проглядывало огромное чёрное безвидье. И гундели голоса полуночников, что-то бубнившие за земляными да мохнатыми стенками.

Ах, что пережила Искра, пока шла за Косторезовой женой! И страх, и боль, и сомнения. А больше всего пугали её эти голоса. Взбреди кому-нибудь в голову выйти наружу, всё рухнет. И поднималось в груди раскаяние, всё сильнее подмывало остановиться и бросить Рдянице в спину: "Не могу. Ну его к Огню". Но не остановилась, не бросила. Неловко ей было перед бабой: ведь на ночь глядя вылезла Рдяница из жилища, чтобы помочь ей, а она вдруг - вернусь? Нет, надо идти. Вот и пёрлась, поддерживая брюхо, сама уже не веря в удачу.

Как дошли до тальникового плетня, окружавшего загон, Искра опустилась на хрусткий мох да расплакалась. Рдяница произнесла непреклонно:

- Тяжко, знаю. Сама отчее стойбище покинула. Знали бы мать с отцом, каково мне здесь придётся, может, и не отпустили бы. Эх...

Искра подняла к ней лицо, убрала со лба налипшую прядь.

- Не пойду я никуда. Не могу...

- Пойдёшь. Не я, так судьба тебя заставит.

Искра бессильно замотала головой.

- Не пойду.

И залепетала что-то о предках, о зове крови, о родной общине - Рдяница слушала её с презрением, потом вдруг зашипела, наклонившись:

- Ты что же, хочешь радость этому ублюдку доставить? Наследника ему принести? Надежды нас хочешь лишить?

Искра отшатнулась, раскрыв рот - не ожидала такого от Рдяницы. Ярая баба взирала на неё с тупой ненавистью, готовая скорее силой повести за собой беглянку, чем отступить.

За спиной у Рдяницы вдруг воздвиглась чёрная фигура, и чей-то голос угрюмо произнёс:

- Это кто тут бродит среди ночи? Свистун, ты что ль? Всё-то тебе неймётся...

Рдяница обернулась, выпрямившись, и фигура заколыхалась, чуть отступив, и подтаяла в сумраке как распадающийся призрак.

- Баба... - донёсся потрясённый голос. - От ведь принесло. Вы-то чего тут шляетесь? От мужей что ль хоронитесь, негодницы? Хе-хе...

Рдяница шагнула вперёд, подступила вплотную к мужику, завела правую руку назад, а потом резко ударила ею в бок вопрошавшего. Тот коротко охнул, будто подавился, процедил изумлённо:

- Ты что же это, лярва... - и грузно, мешком хряпнулся к ногам Рдяницы.

Искра зажала себе рот ладонями, чтобы не завизжать. Рдяница быстро вытерла окровавленный нож о кожух убитого и хищно проговорила:

- Теперь-то уж всё, голубушка. - Старческое лицо её с пухлыми, будто вывернутыми, губами озарилось плотоядной радостью. - Теперь только вперёд.

Искру мутило. Она прижалась спиной к лозняковой ограде, задышала глубоко, унимая рвотный позыв.

- Как же всё... неправильно... неправильно... Всё наперекосяк.

- С волками жить - по волчьи выть, - ухмыльнулась Рдяница.

Она тоже опустилась на землю, поводя вокруг сумасшедшим взглядом. Волосы её вздыбились, словно в лицо дул сильный ветер.

- Думаешь, мне легко это было, да? Думаешь, я хотела этого? - Она тяжело дышала, то и дело облизывая губы, правое веко её дёргалось, будто там ползал маленький червячок. - Грех на мне, ладно. Видишь, на что иду ради тебя? Душу свою гублю. Пойдём уж, нечего рассиживаться.