Мартин Уэйтс - Женщина в черном 2. Ангел смерти

Голос Евы звучал все тише – и наконец оборвался.

Гарри терпеливо ждал.

– Я потом пыталась его отыскать, но они отказались мне говорить, где он. Отказались даже назвать его имя. – Ева с трудом переводила дыхание. – Прошло несколько лет, и я сдалась. Бросила собственного сына. Отпустила его неизвестно куда!

Гарри молчал, сжимая ее руку.

– Послушайте, – выговорил он после паузы, – вы не должны позволять засасывать себя в болото прошлого. Это проще всего. Стать пленницей прошлого – как удобно! Но надо двигаться, надо продолжать идти вперед. Понимаете, я пытаюсь сказать… жизнь коротка, а столько всего нужно успеть сделать. Особенно сейчас. Вы нужны окружающим, и вы должны… нет, вы обязаны…

Глядя в его глаза, Ева гадала: с кем он говорит, кого убеждает? Ее – или себя самого? Как бы там ни было, в его словах она невольно узнавала себя – до чего же они похожи!

Она обвила руками шею Гарри, прижалась к нему, он потянулся губами к ее губам…

И тут по подвалу раскатился истошный детский крик.

– Что я вам говорила? Что?!

Руки Гарри упали с плеч Евы. Она отскочила и бегом бросилась на другой конец подвала, шлепая по доходящей до щиколоток воде, торопливо вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Личико у Фрейзера было смущенное. Над ним башней возвышалась грозная Джин.

– Что я говорила вам?! – отчеканила директриса, обводя широким жестом полки. – Не смейте трогать вещи!

– Извините, мэм, – прогундосил Фрейзер, – я только поглядеть хотел.

В руке он сжимал старинный волшебный фонарь – покрути его побыстрее, и картинки внутри оживут, начнут двигаться. Но когда Фрейзер покрутил, с обратной стороны на него уставилось перекошенное от ярости лицо – лицо Джин.

– Пожалуйста, мисс Паркинс, поставьте обратно на полку.

Ева отняла у Фрейзера волшебный фонарь и, пока ставила на место, заметила рядом пачку старых фотографий. Сняла пачку с полки. Развязала полуистлевшую ленточку и даже не из любопытства, а просто чтобы не думать о печальном признании Гарри, стала рассматривать одну за другой.

С фотографий на нее смотрели мужчины и женщины, одетые, судя по всему, в свои лучшие наряды, застывшие в неестественных, выспренних позах, с лицами настолько серьезными, что они казались почти гневными. Наверное, при иных обстоятельствах они бы позабавили Еву.

Когда-то, должно быть, и особняк Ил-Марш соответствовал своим обитателям – гордый, надменный, совсем не похожий на нынешние мрачные руины былого великолепия…

А потом среди прочих Еве попалась еще фотография. Она всмотрелась – и по спине прошел скверный холодок.

На фоне особняка стояли мать и маленький сын. Красивая статная женщина обнимала мальчика за плечи, а тот что-то крепко к себе прижимал обеими руками, – что именно, Еве было не разобрать.

Глаза женщины были выцарапаны чем-то острым, однако Еву поразило не только это. Что-то в фотографии показалось ей смутно знакомым – и чем дольше она вглядывалась, тем яснее понимала, когда и где она уже видела подобное.

– Гарри?

Летчик подошел к ней.

– Что тут у вас?

– Выглядит знакомо? – Она протянула фотографию. – Нет? А я вот уже сталкивалась.

– Где же? – шепнул он.

Легким кивком Ева указала на Эдварда, сидевшего среди прочих ребятишек, но резко выделявшегося среди их шумной стайки окутывавшим его фигурку молчанием. Склонив голову, он упорно рассматривал разложенный на коленях рисунок.

– Там, – как и Гарри, она произносила слова одними губами, – Эдвард нарисовал, просто-напросто вцепился в свою картинку и до сих пор никак с ней не расстанется. Я думала – он себя с покойной матерью изобразил, но теперь… теперь мне кажется, что это не так.

– Эдвард – с кем? – Гарри затряс головой. – Нет, не может быть, чтобы с Дженет!

Они оба уставились на мальчика – тот медленно поднял голову. Взгляд темных полуприкрытых глаз нашел Еву, и у нее по спине вновь прошел мороз. А потом лицо Эдварда исказилось от страха. Зажмурившись, он втянул голову в плечи, будто ждал безжалостного удара.

– Эдвард?

Резкий порыв ледяного ветра ворвался в подвал и затушил свечи. В мгновенно наступившей тьме истерически завизжали дети.

– Спокойно, ребята, – раздался голос Джин, – нечего паниковать. Сквозняк, вот и все.

Ева скорее почувствовала, чем услышала: рядом с ней Гарри шарит по карманам в поисках зажигалки.

– Вспоминайте, где спички, – продолжала Джин. – Быстренько припоминаем – на какую полку мы их положили?

Ева услышала шлепанье по воде маленьких ног – дети бегали туда и сюда, тихонько всхлипывали, пытаясь побороть подступающую панику. Услышала шорох рук, торопливо разыскивавших спички.

Почему-то ей припомнился Джейкоб, слепой отшельник из покинутой деревушки. По крайней мере, дети в безопасности, внушала она себе. Особенно сейчас. Потому что эта женщина не может до них добраться, пока они ее не видят.

– Мэм, – крикнула Руби, – я нашла спички!

Сердце в груди Евы подпрыгнуло.

На мгновение личико Руби озарилось колышущимся светом, ее тень легла на стену, и зажженная спичка погасла.

– Ой. Ничего, я сейчас еще попробую.

Новая неудача, но на сей раз Ева успела разглядеть, что рядом с Руби стоят Флора и Фрейзер – три пары глаз расширены от страха, на стене пляшут три тени.

Спичка погасла.

Девочка попыталась снова.

«Эдвард!» – отчаянно подумала Ева и метнулась к нему, сопровождаемая Гарри.

– Получилось!!! – радостно завопила Флора, гордо вздевая вверх зажженную свечу.

– Все здесь? Все целы? – быстро спросила Джин. – Вот и отлично.

Да, все были здесь и целы, жаль, что никто не различил среди многих теней одну лишнюю, выскользнувшую из самого дальнего угла подвала и поплывшую к остальным.

Свет опять погас.

– Руби, – в голосе Джин нервозность мешалась с раздражением, – давай уже.

Наконец Руби удалось зажечь свечу заново. Подошла Джин, взяла свечку и пошла вдоль по подвалу, зажигая остальные. Напряжение спало. Кто-то из детей даже выдавил из себя смешок.

– Держись к нам поближе, – попросила с улыбкой Ева Эдварда и обняла его за плечи.

Мальчик стряхнул ее руку.

«Ну пожалуйста», – снова попробовала Ева, и снова Эдвард вырвался из ее объятия. Мальчик явно не хотел, чтобы к нему прикасались, и Еве осталось лишь устало поникнуть головой и оставить его в покое.

В круг света двинулись дети. Все, кроме…

Джойс, никем не замеченная, отбилась от группы намеренно. Миссис Хогг ее обидела, обошлась с ней несправедливо, и даже внезапная тьма не заставила девочку позабыть о своем горе и гневе. Отвернувшись, она уставилась в угол, где скапливались тени, смотрела и смотрела – молча, недвижимо. Не вскрикивала, не плакала. Что-то гибкое, скользкое и упругое обвилось вокруг ее лодыжек – и Джойс склонила голову, точно прислушиваясь. Несколько мгновений, и верно, слушала что-то, не слышимое никому, кроме нее, – а потом, в знак согласия, легонько кивнула. Медленно. Почти незаметно.