Виталий Вавикин - Дети ночных цветов. Том 2

– А я могу остаться? – спросил он Марлу.

– Ты имеешь в виду, будешь ли ты мешать кому-то еще, кроме меня? – она сдержанно улыбнулась. – Нет.

– Тогда я останусь.

– Ну и отлично! – вспыхнула Сэнди, развернулась, села в машину, вышла, снова села, включила зажигание.

– Сэнди! – Донован спешно открыл дверку «Фиесты». – Мои вещи.

– Ах, конечно, – она улыбнулась, ругая себя за вспыхнувший румянец.

– У тебя все будет хорошо?

– А ты как думаешь?

– Думаю, да.

– Тогда иди.

– Я должен.

– Я поняла. – Сэнди покраснела сильнее. Донован забрал с заднего сиденья рюкзак.

– Это все твои вещи? – спросила его Марла, когда Сэнди уехала.

– Я не пускал корней.

– Понятно. – Она помолчала, но все-таки решила спросить. – А тот ребенок на заднем сиденье… Он твой?

– Нет. – Донован тоже помолчал, но затем все-таки решил сказать. – Я думал, мой здесь.

– Ты сбежал, – сказала Марла, не глядя ему в глаза.

– Понятно.

– Я ждала тебя так долго, как только могла.

– Понятно.

– И не смей меня обвинять. – Марла развернулась и не оглядываясь пошла прочь.

Вызванный лифт долго не приходил, затем долго поднимал ее наверх. Оказавшись в своей квартире, Марла сняла плащ, но так и продолжила стоять в прихожей.

Донован подошел к двери и осторожно нажал на кнопку звонка. Марла вздрогнула, резко обернулась, выждала около минуты и только потом открыла.

– Я думала, ты ушел, – сказала она.

– А я думал, ты обиделась.

– Уже нет.

– Уверена? – спросил Донован. Вместо ответа Марла отошла в сторону.

– Заходи, – она улыбнулась. Донован кивнул, оставил свой рюкзак у входа, прошел на кухню.

– Не пойму, что изменилось, – сказал Донован, оглядываясь по сторонам. – Мебель, кажется, та же, но… – он заметил оставшуюся на стуле мужскую рубашку. – Понятно.

– Ты ушел.

– Я помню, – Донован сел за стол.

– Сварить тебе кофе? – предложила Марла. Донован кивнул, бросил короткий взгляд на старую кофеварку. Знакомую кофеварку. – Чем ты занимался все это время? – спросила Марла. – В первый месяц я заходила пару раз к тебе на работу. Думала, ты просто получил где-то предложение получше. Или нашел кого-то получше. Где-то… В городе побольше… Подальше отсюда…

– Не знал, что ты будешь меня искать.

– Да я сама не знала, а потом…

– Да.

– Да. – Марла подошла к плите.

– Ты изменилась.

– Ты тоже. – Марла поставила на стол две чашки кофе: маленькие, белые.

– Злишься на меня?

– Нет, а ты на меня?

– Еще не понял.

– Я не могла ждать тебя два года.

– Дело не во мне. – Донован взял чашку кофе, сделал глоток. – Сладкий.

– Ты пьешь без сахара? С каких это пор?

– Не помню.

– Вот видишь, изменилась не только эта квартира.

– Да, – согласился Донован, допил кофе. – Могу я остаться?

– Возможно, – Марла сдержанно улыбнулась. Донован отнес чашку в раковину, подошел к Марле, обнял за плечи. – Не так быстро, – сказала она.

– Почему нет?

– Потому что ты не можешь приходить и уходить, когда тебе захочется.

– Но ты же сказала, что я могу остаться.

– Остаться можешь.

– Понятно. – Донован вышел из кухни.

В эту ночь он спал на диване в гостиной. Все казалось нереальным, словно воспоминания, приходящие иногда во снах. Дверь в спальню была закрыта. Дверь, за которой спала Марла. Утром за завтраком Донован назвал ее именем Сэнди, но она притворилась, что ничего не заметила.

– Тебе оставить денег на такси? – спросила Марла.

– На такси?

– Ты разве не собираешься вернуться на прежнюю работу?

– Я не знаю… – честно признался Донован. – Сомневаюсь, что там меня ждут. К тому же я только что вернулся и… – он встретился взглядом с Марлой, отвернулся.

– Если решишь сбежать, то я пойму, – сказала она, перед тем как уйти.

Донован кивнул, но не сбежал, хотя мысли об этом действительно были. Спустя неделю он вернулся на свою прежнюю работу. Спустя месяц он вернулся в свою прежнюю кровать. Иногда ему начинало казаться, что все изменилось. Иногда – что все осталось прежним. Воспоминания приходили лишь во снах, да и то зачастую о них напоминал лишь холодный пот, который пропитывал простыни после пробуждения.

– Что, черт возьми, с тобой случилось за это время? – спрашивала Марла за завтраком.

– Я же не спрашиваю тебя о хозяине мужских вещей, оставшихся в доме, – отшучивался Донован, и Марле, как правило, этого всегда хватало. Но не ему.

Он хотел и не хотел вспоминать одновременно. С одной стороны была Сэнди и что-то теплое и светлое, как полуденное солнце в летний день, но с другой стороны всегда скрывалось нечто пугающее, мрачное, склизкое, словно ожившая ночь, протянувшая к зазевавшейся жертве наполненные ядом щупальца. И если первое заставляло улыбаться, то второе всегда рождало крик ужаса. Самым кошмарным для Донована было то, что чем сильнее он пытался вспомнить свои кошмарные сны, тем изворотливее они становились, ускользая от него. Он знал, что в прошлом что-то осталось, но вот только что?

– Может быть, виной всему женщина? – спрашивала Марла. – Ты всегда был таким ранимым, – затем на ее губах всегда появлялась улыбка, заставлявшая Донована хмуриться сильнее. – Нет? Не женщина? Кто тогда? – она поднималась с кровати, закуривала сигарету, молчала какое-то время, затем спрашивала о мужчинах.

Поначалу Донован возмущался, потом просто вяло возражал, и в итоге вообще перестал обращать внимание. «В конце концов сигарета Марлы закончится, и она снова ляжет спать, забыв об этом разговоре уже утром», – говорил он себе, следя за тем, как тлеет в темноте красный уголек ее «Мальборо».

Потом она засыпала. Он слушал ее дыхание, а сам лежал и пытался вспомнить. В комнате витал запах дыма, от постельного белья пахло стиральным порошком, а от Марлы – ночным кремом. Темнота подкрадывалась к кровати, окружала ее, скреблась где-то внизу, стояла в изголовье. Но страхи оставались в прошлом, за темной дверью, которую лучше не открывать. Донован знал это, каждый раз подбираясь к воспоминаниям достаточно близко, чтобы ухватить их за хвост. Засевший в голове чертенок забивался в угол, словно желая быть пойманным, но Донован отступал. Отступал так же часто, как чертенок памяти позволял ему загнать себя в угол. А уголек сигареты, зажатой между пальцев Марлы, все тлел и тлел где-то в ночи, возвращая старые привычки.

Донован даже не сразу понял это. Просто выбил из пачки сигарету, сунул в рот и прикурил. Вокруг по-прежнему была ночь, но страхи отступили. Страхи и воспоминания. Он больше не боролся с ними, он просто позволил им уйти, заполнив образовавшуюся пустоту чем-то другим, еще более старым, но от этого не менее понятным и спокойным. Утром, за завтраком, Марла увидела, что Донован снова начал курить, но лишь пожала плечами.