Мария Унт - Дар

– С этого дня ты во всем будешь слушаться меня, – сказал Умберто, – вставай и защищайся.

Я кое-как поднялся и, стоя на непослушных ногах, попробовал принять боевую стойку, но тут же получил удар под ребра.

– Да ты, я вижу, совсем сопляк. И зачем хозяин выбрал тебя? – говорил Умберто, прохаживаясь вокруг меня.

Я вновь встал и попробовал неожиданно напасть на Умберто, когда он стоял ко мне спиной, но каким-то образом мои руки тут же оказались вывернутыми и плотно схвачены Умберто. Он проделал со мной еще несколько болезненных трюков, после которых у меня из глаз искры посыпались, – я лежал на земле и корчился от боли.

– Я должен научить тебя защищаться. Каждое утро ты будешь приходить сюда, и мы будем заниматься. Пока что от тебя толку, как от комара. Ты ни на что не способен, парень, – сказал Умберто и, сплюнув на землю, ушел прочь.

Еще какое-то время я лежал, приходя в себя. Мне казалось, что все мои кости сломаны и я останусь калекой, если еще хоть раз встречусь с Умберто. Я не понимал, зачем мне это нужно, ведь я и так хорошо справлялся с работой в цирке. А если Энтони хотел приобрести для Умберто боксерскую грушу, то почему для этого выбрали именно меня?

Все это не укладывалось в моей молодой голове, которая раскалывалась от ударов моего «учителя». Я встал и доплелся до ку хни, где кухарка еще долго отпаива ла меня куриным бульоном.

К моему удивлению, утром я чувствовал себя не так плохо, как ожидал. Кое-где виднелись синяки, но сильных повреждений я не заметил. Умберто был мастером боевых искусств, и не дай Бог тебе с ним когда-нибудь встретиться. Если бы он тогда находился в подвале, откуда мы вас вытащили, то я не уверен, удалось ли бы нам сбежать. По крайней мере, всем нам.

В то утро я пошел к Умберто. Все повторилось вновь, но я уже был готов к этому. Мы начали заниматься каждый день. Наши занятия все затягивались и затягивались. Моя природная ловкость, а также навыки акробатики здорово помогали мне уворачиваться от тяжелых кулаков Умберто. Вскоре я начал вполне прилично драться и научился защищать себя, – у Умберто все реже появлялась возможность украсить меня еще одним синяком. Помимо борьбы, мы занимались и акробатическими трюками, благодаря которым я еще больше развил свою гибкость и ловкость. Я видел в глазах Умберто одобрение, да и сам понимал, что превращаюсь в хорошего бойца. Мое тело окрепло, я больше не походил на юношу, я стал мужчиной.

Однажды, холодным декабрьским утром, я проснулся и, как всегда, пошел на задний двор, но вместо Умберто встретил там Энтони. Он неторопливо прохаживался по покрытой легким снегом земле, смотря куда-то вдаль.

– Добро утро! – поздоровался я.

– Здравствуй, Измир! – ответил Энтони. – Умберто передал мне, что ты делаешь большие успехи. А как ты сам считаешь?

– Я не знаю. Ему виднее, – сказал я.

– Я думаю, пришла пора проверить твои способности. Сегодня вечером ты отправишься в город и сделаешь кое-что для меня.

Так как он не спрашивал моего согласия, я продолжал молча стоять и смотреть на него.

– Ты поедешь в дом к мисс Ледуш. Где он расположен, тебе подскажут в любом пабе. Там сегодня вечером будет находиться один господин. Его невозможно не узнать. У него волнистые рыжие волосы до плеч, он довольно высок и полон. Тебе нужно будет взять у него одну вещь. Эта вещь лежит в кожаном мешочке, который он носит на шее. Тебе незачем знать, что это за вещь. Просто принеси мне ее.

Я выслушал Энтони и подумал, что все это будет не так уж и сложно проделать. В конце концов, срезать какую-то побрякушку с шеи совсем не трудно.

– Думаю, я справлюсь с этим делом, – сказал я.

– Отлично, я хорошо заплачу тебе. Сейчас иди в дом, служанка даст тебе одежду на вечер. Коня возьмешь из конюшни. Мой конюх подготовит его.

Я уже собрался уходить, как Энтони добавил:

– Совсем забыл уточнить. Никто не должен пострадать сегодня ночью, и все должно быть сделано незаметно даже для этого господина.

– Но как? – удивился я.

– Не знаю, прояви смекалку, ты, кажется, неглупый парень, если я не ошибаюсь. Никто не должен тебя видеть и уж тем более подозревать. Пусть все будут думать, что эта вещь просто потерялась.

После этих слов Энтони, развернувшись, ушел, оставив меня наедине с моим недоумением. Поразмыслив и не придя ни к какому выводу, я вернулся в дом. Время пролетело удивительно быстро, я и не заметил, как наступил вечер. Служанка и вправду дала мне новую одежду, в которой я выглядел довольно неплохо. А в конюшне меня ждал оседланный черный жеребец.

Я поехал в город, то и дело рассматривая окрестности. Ехать было около получаса, и спешить мне совсем не хотелось. Ночь еще не наступила, но темнота уже окутала землю. Морозный воздух слегка обжигал легкие, и мне это даже нравилось, ведь я столько времени провел в поместье Шелдона, словно узник. Я ехал и думал об артистах, с которыми провел столько лет, о милой застенчивой девушке, – я так и не смог пригласить ее на свидание, и даже о своем отце, наверное, к тому времени уже отошедшем в мир иной.

Наконец я приехал в город. Он оказался небольшим и находился недалеко от Лондона. На улицах было мало народу, только из пабов раздавались шум и громкий смех. Остановившись перед одним из них, я привязал лошадь и смело зашел внутрь. Мне хотелось остаться незамеченным, но, стоило переступить порог этого заведения, как все головы сразу повернулись в мою сторону. Растерявшись на секунду, я все же собрался и подошел к стойке бара.

В карманах одежды я еще днем обнаружил небольшую сумму денег. И сейчас решил потратить часть ее на выпивку.

Бармен, лицо которого было в рытвинах от оспы, окинул меня недовольным взглядом.

– Чего тебе? – грубо спросил он.

– Я бы хотел выпить, – ответил я.

– Чего именно? Или, по-твоему, я должен сам догадаться? – так же неприветливо продолжил он.

– Виски, если можно, – сказал я.

На самом деле я вовсе не хотел пить, тем более виски. Я вообще не люблю алкоголь и быстро от него хмелею. Понял я это еще в юности, когда мы с труппой давали представления. Я нередко выпивал со старшими артистами, но вскоре забросил это занятие. Мне было неприятно пьяное состояние, и в свое свободное время я либо отрабатывал новые трюки, либо просто бездельничал.

Бармен с неохотой нашел бутылку виски, плеснул напиток в давно не мытый стакан и грубо поставил его передо мной.

– Спасибо, – сказал я.

– Лучше заплати, – рявкнул бармен.

– Что-то ты слишком груб с ним, старик, – раздался голос справа от меня. Я повернулся и увидел пожилого мужчину. Судя по его опухшему лицу и заплывшим глазам, он был тут частым гостем.

– Не твоего ума это дело, Лу, – сказал бармен, но уже не так грубо.