Роберт Стивенсон - Алмаз раджи (сборник)

– Была она там? – спросил дядя.

– Еще бы! – буркнул Рори.

Оба говорили вполголоса, словно стесняясь чего-то, и даже Мэри, как мне показалось, покраснела и опустила глаза в тарелку. Отчасти желая показать свою осведомленность и тем самым рассеять неловкость, а отчасти потому, что меня снедало любопытство, я вмешался в разговор.

– Вы говорите о большой рыбе? – спросил я.

– Какая рыба? – воскликнул дядя. – Что ты городишь про рыбу, какая это, к дьяволу, рыба! Видно, мозги у тебя городским жиром заплыли, и в голове неладно! Рыба!.. Это злой дух, а не рыба!

Он говорил с напором, словно сердился, да и я, вероятно, был раздосадован тем, что меня так грубо осадили. Во всяком случае, насколько помню, я возразил ему и стал обличать темные суеверия.

– А еще учишься в колледже! – с ядовитой насмешкой воскликнул дядя Гордон. – И чему вас только там обучают? Что ж, по-твоему, в этой громадной соленой пустыне так-таки и нет ничего?! Одни водоросли да морские рыбы и животные? Нет, любезный, – море все равно что суша, только много страшнее. Если здесь, на земле, есть люди, то есть они и там, может, не вполне живые, но все же люди. А что касается чертей, то хуже морских чертей на свете нет! От земных чертей, леших и домовых не много беды, сущие пустяки!.. Что они могут сделать? Давным-давно, когда я еще был мальчишкой и жил на юге, в Пиви-Мосс водился старый лысый дух. Я своими глазами его видел – сидел на корточках в трясине, а сам серый, что твой могильный камень. Ну конечно, если бы мимо него прошел какой-нибудь окаянный грешник, от которого сам Господь отрекся, то он, без сомнения, накинулся бы на него, но ведь в пучине морской, на самом дне, водятся такие черти, которые готовы наброситься даже на доброго христианина! Да, господа, если б вы пошли ко дну вместе с парнями с «Христос-Анны», вы бы узнали все прелести моря! А если б вы плавали по морю столько, сколько плавал я, вы возненавидели бы его не меньше! Господь дал вам глаза, и если бы вы пользовались ими как следует, вы бы давно уже знали о коварстве этого подлого, злого, холодного и лживого моря и всего того, что, по Божьему попущению, растет, живет и множится в нем. Крабы, омары и рыбы, впивающееся в мертвые тела, нарвалы и акулы, выбрасывающие фонтаны киты-полосатики и всяческие рыбы – уродливые, одноглазые и слепые, холоднокровная нечисть, мерзкие твари, проклятые Богом чудовища – вот чем кишит морская бездна. Ох, если б вы только знали все ужасы моря, какие даже вообразить невозможно! – воскликнул старик.

Все были потрясены этим взрывом ненависти к морю, да и сам дядя Гордон после последнего глухого и хриплого восклицания внезапно умолк и погрузился в свои мрачные думы. Но Рори, падкий на всякие суеверные страхи, тотчас вернул разговор в прежнее русло.

– Да неужто вы видели морского дьявола? – спросил он, обращаясь к дяде.

– Не слишком отчетливо, – ответил дядя. – Я вообще сомневаюсь, чтобы простой смертный мог отчетливо видеть его и не расстаться с жизнью. Я плавал с одним парнем, которого звали Сэнди Хобарт; так вон он-то дьявола разглядел. Ну и конечно, тут же ему, бедолаге, конец пришел. Мы семнадцать дней как вышли из Порт-Клайда – и пришлось нам тяжеленько, а шли мы на север с зерном и всякими товарами. Ну, добрались мы почти до утесов Кетчалнс, обогнули Соа и вышли на прямую, рассчитывая, что нас так и донесет до Копнахоу. Я хорошо помню эту ночь; месяц светил сквозь туман, на море дул хороший свежий ветерок, а кроме того, и это обоим нам не особенно понравилось, у нас над головами, поверху, свистел и завывал другой ветер, который дул из ущелий Кетчалнских утесов. Сэнди возился на носу с кливером [97], мы не могли его видеть из-за грота [98], и вдруг он вскрикнул. Я засмеялся, потому что думал, что он вскрикнул от радости, что мы прошли Соа, – ан нет! Оказалось совсем не то, это был предсмертный крик бедняги Сэнди Хобарта, потому что через полчаса его не стало. Он только и смог сказать, что морской дьявол, или водяной, или какой-то морской призрак, словом, нечто ужасное, вцепился в бушприт [99], приподнялся из воды и уставился на него страшным холодным взглядом. А когда Сэнди отдал Богу душу, все мы поняли, что это предвещало и почему такой ветер завывал на вершинах Кетчалнс; ветер этот спустился потом прямо на нас и задул с такой адской силой, что мы всю ночь метались, как обезумевшие, потому что то был ураган гнева Божьего. А когда мы очнулись, то увидели, что нас прибило к берегу у Лох-Ускевах, а в Бенбекуле уже пели петухи.

– Это, небось, была русалка, – заметил Рори.

– Русалка?! – гневно вскричал дядя. – Бабьи россказни! Никаких русалок не существует!

– А на что он был похож, этот морской дьявол? – спросил я.

– На что? Упаси бог, чтобы нам довелось это узнать! Была у него голова, судя по всему, а больше Сэнди ничего не мог сказать.

После этого Рори, задетый за живое, выдал подряд несколько историй про русалок, морских духов и морских коней кэлпи, выходивших на берег и нападавшиих на рыбачьи суда, и дядя, вопреки своему скептическому отношению к русалкам, выслушал все эти байки с напряженным интересом.

– Ладно, – подвел он итог, когда Рори выдохся. – Может, я и ошибаюсь, но в Писании нигде нет ни слова о русалках.

– Да ведь вы, надо полагать, не найдете там ни слова и о нашем Гребне, – возразил Рори, и этот аргумент был признан достаточно весомым.

После обеда дядя увлек меня на скамью за домом. День стоял тихий, жаркий; по морю изредка пробегала легкая зыбь, издали доносились блеяние овец и крики чаек. Вероятно, под влиянием этой умиротворяющей тишины, мой родич тоже стал немного спокойнее и рассудительнее. Ровно и рассудительно, почти весело он заговорил о моей дальнейшей карьере, лишь к слову упоминая о погибшем судне и богатствах, которые вместе с ним появились на Аросе. Я слушал его в каком-то оцепенении, рисуя в воображении сцены этой катастрофы и в то же время наслаждаясь живительным морским воздухом и запахом горящего торфа – Мэри как раз развела огонь в очаге.

Так прошло около часа, когда дядя, все время исподлобья поглядывавший на бухту, вдруг встал и поманил меня за собой. Тут следует упомянуть, что мощная приливная волна у юго-западной оконечности Ароса вызывает волнение вдоль всего его побережья. В южной части Песчаной бухты образуется бурное течение, но в ее северной части, в так называемой бухте Ароса, близ которой стоит дом, лишь в верхней точке прилива начинается некоторое волнение, столь легкое, что оно не всегда заметно. При этом на поверхности рябь образует какие-то странные фигуры неопределенных очертаний – я всегда называл их «водяными рунами».

Подобное случается в сотнях мест вдоль всего побережья, и, наверное, немало юношей забавы ради пытались найти в этих рунах какой-то смысл, намек на себя или на близких и дорогих им людей. На эти-то знаки и указал мне дядя, причем без всякой охоты, словно преодолевая внутреннее сопротивление.