Мария Королькова - Идеальное создание (СИ)

Спустя четверть часа Том нашел свою сестру в подвале. Она верещала и выла, как зверь, загнанный в капкан, вцепившись ногтями в щеки, словно пыталась содрать с себя кожу. Создавалось впечатление, что она увидела нечто такое, что готова была сама выцарапать себе глаза, лишь бы не видеть этого снова.

Том молча отнес ее наверх и положил в ее комнате. Спустя час истерика стихла, сменившись сильным жаром. К вечеру был вызван врач, который, осмотрев девушку, выписал пару порошков, сказал, что такое странное состояние может быть вызвано тяжелым нервным потрясением, рекомендовал больной полнейший покой, обеспокоенный таким жаром, предложил забрать девушку в больницу. Однако Дон наотрез отказался и не слишком вежливо выставил лекаря вон. Выписанное лекарство не помогало-Китти с каждым часом становилось все хуже. Она таяла на глазах. Не на шутку перепуганный Дон обратился за помощью к миссис Миллз. Добрая старушка, за которой однако водилась дурная слава ведьмы, не взирая на странности семейства Хиллзов, все таки пришла навестить Кити. Увидев бедняжку в таком состоянии, она с необычайной для пожилой женщины прыткостью сбежала по лестнице, и спустя час вернулась с горячим снадобьем. Это дало результат-лихорадка прошла, и Кити наконец впервые за несколько дней смогла спокойно заснуть. Однако когда она проснулась на следующее утро, то едва могла пошевелиться - настолько она ослабла за эти пару дней.

Она провела в постели два долгих зимних месяца, когда вьюга завывала за окном, а ветер стучался в закрытые ставни, под бдительным присмотром миссис Милли и молчаливым тяжелым взглядом Дона. Дон еще больше похудел и помрачнел, видимо чувствуя свою вину. Казалось, что Китти умерла так же, как умирает природа в начале зимы. Она лежала почти неподвижно, кожа на ее лице сделалась практически прозрачной, под впалыми глазницами просматривались нежно-голубые узоры вен, неприкрытые одеялом ключицы торчали наружу, черты лица заострились настолько, что было страшно – казалось, под нежной белой кожей уже совсем ничего нет кроме костей. Она едва шевелилась, а когда раз в пару дней ее тонкие веки трепетали и размыкались подобно крыльям бабочки, то она окидывала окружавших ее мутным взором, а затем снова проваливалась в объятья своего затянувшегося зимнего сна.

К весне ей все же стало заметно лучше. Когда первые лучи мартовского солнца подарили замерзшей земле нежную теплоту, и снежная крепость, вдруг рухнула под натиском ранней весны, Китти открыла глаза. И внимательно посмотрела на миссис Миллз. А затем и на Донна. Она ничего не сказала, но все же некоторое время провела без сна. А через неделю она уже сидела на кровати, любуясь тем, как солнечный зайчик скачет по ее покрывалу.

Она смогла выйти из своей комнаты, когда первая поросль молодой травы прорезалась сквозь очнувшуюся ото сна землю, а когда в полях начался посев, она самостоятельно дошла до своего любимого дуба.

Отвары пожилой дамы сделали свое дело - Кити поправилась. И хотя кожа ее по-прежнему имела землистый цвет, но щеки покрылись робкими веснушками; зеленые глаза выглядели тусклыми, однако весна смогла зажечь в них яркий огонек новой жизни. Было очевидно, что она выздоровела, а все остальное было лишь вопросом времени. За одним исключением…Кити перестала разговаривать. Она не произнесла ни слова с тех пор, как ее нашли в подвале. Она не говорила ничего даже когда бредила в лихорадке. Она хранила молчание, и это еще больше пугало Донна.

Глава 3

Прошло еще пару недель, Кити уже нормально ела, занималась хозяйством, однако все так же хранила молчание. Она не реагировала на вопросы Донна и в основном безучастно смотрела перед собой. Донн пытался выяснить у миссис Миллз, что бы это могло быть, но старушка лишь загадочно молчала. Однажды правда, спустя пару недель, она ответила: Тебе хорошо известно, что ЭТО может быть.

После этого Донн стал побаиваться своей соседушки и с куда как меньшей охотой пускал ее к себе в дом. Когда же она шла к Кити в комнату, то он старался находиться под дверью, что бы услышать все, что они могут друг другу говорить. Однако Кити молчала. Донн уже не знал что и думать: хранит ли она молчание только потому, что не желает с ним больше говорить или же в самом деле ее постигло потрясение такой силы, что она лишилась дара речи навсегда.

Подождав еще пару недель Донн не выдержал и написал письмо своему старому университетскому приятелю, с которым они вместе провели годы лихой юности. Его друг мистер Питер Винсдор теперь был известным на весь Лондон ученым. Будучи хирургом изначально и посвятя этому занятию пятнадцать лет, теперь он вел курс лекций по медицине в Кембридже.

После того, как их совместные путешествия с Доном подошли к концу, Питер еще провел некоторое время в Индии. Вернувшись, он ненадолго остался в Лондоне, влюбился в одну хорошенькую дамочку, которая и расколотила его сердце в дребезги, и разочарованный и влюбленный он снова уехал, на этот раз в Африку и на более длительный срок. Возможно, он так бы и провел всю свою жизнь путешествуя и работая врачом на корабле, но в один из тех редких визитов, когда он ненадолго возвращался в Лондон повидать родных, на одном из званых семейных обедов, которые давали его многочисленные родственники, он познакомился с БеннетомСтафордом, известнейшим английским хирургом того времени. Именитого врача очень воодушевил пыл и тяга к знаниям юноши, и он предложил ему место ассистента у себя на кафедре. Там Питер и провел следующие пятнадцать лет, полностью погруженный в исследовательскую практику, выведение новых теорий, а так же ассистируя своему мудрому наставнику.

С Доном их связывала нежная дружба, которая крепилась на том, что оба молодых человека тогда были одержимы работой. В студенческие годы Донн придумывал игрушки и казалось сутками напролет был готов проводить время за этим занятием. Питер не выходил из своей лаборатории. Но в отличие от Донна Питер так и не женился. После полученного в молодости разочарования он так и не решился вновь влюбиться. К тому же он был убежден, что обладает недостаточно привлекательной (что было отчасти правдой) внешностью. Невысокий, с невыразительным лицом, полноватый и немного смешной коротышка мог вызвать симпатию и заверения в бесконечной дружбе, но вот что касалось любви… Однако это нисколько не тяготило Питера, он всегда пребывал в отличнейшем расположении духа, его дом часто был полон гостей, он обожал посещать театры и оперу и конечно же сохранил свое пристрастие к путешествиям. Кроме того, он славился своим добрым нравом и стремлением помочь всем и каждому. Раз в неделю, в воскресенье, он весь день принимал больных у себя дома совершенно бесплатно. Иногда его советы были единственной надеждой бедняков. В Лондоне светское общество снисходительно относилось к его странностям, однако прощало ему их за блестящее чувство юмора и живой ум, позволяющий порой спасти любой, даже безнадежно скучный вечер.