Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

— Тем вечером… Если, конечно, вы не возражаете… Почему вы оказались в саду? — спросила Лидия.

Взгляд Паолы подернулся печалью:

— Мы с Холли Эддингтон были ровесницами, мадам. Здесь, в посольствах, не так уж много молодежи. Несчастная Холли. Она была очень одинока и постоянно терзалась из-за того, что ей уже двадцать четыре года, а она еще ни разу не получала предложения. Думаю, какая-нибудь язва вроде мадам Шренк — это жена первого секретаря австрийского министра — назвала бы ее ожесточившейся. Бедняжка…

Вздохнув, молодая женщина двинулась вдоль ряда страшных потусторонних фигур, скалившихся на нее из теней.

— Она, как и я, любила музыку и птиц, хотя в остальном нас мало что связывало. Иногда она приглашала меня сыграть на пианино ее матери, поскольку в нашем с Тонио доме негде поставить инструмент. Как и ее мать, она считала китайцев дьяволами, которые сами виноваты во всем, что с ними происходит. Знаете, она была такой довольной, когда мистер Хобарт сделал ей предложение. А ее мать просто торжествовала. Но в подобном месте друзей не выбирают.

— И все же, почему вы вышли в сад? — спросила Лидия. — В среду было так холодно…

— Тогда я подумала, что быстро вернусь в дом. Скоро должны были подавать торт, и мы с Холли проверяли, все ли в порядке, когда к ней подошел слуга и сказал, что синьор Хобарт стоит у садовой калитки и просит ее выйти.

— Просит ее выйти?

— Именно так, мадам. Она ждала его с восьми вечера и уже едва сдерживала слезы, поскольку мистер Хобарт так и не соизволил появиться, хотя прием устроили в честь их помолвки. Она сказала: «Если он пьян, я его убью!» и вышла, хотя и она, и я прекрасно понимали, что он будет пьян. Я снова занялась тарелками и шампанским. Затем я поняла, что прошло пятнадцать минут, а может, и больше, а Холли так и не вернулась. Я выглянула в сад и не увидела ее — если вы помните, на ней было белое платье, хорошо заметное в темноте. Я вышла из гостиной через застекленную дверь и немного прошла по дорожке, когда увидела на земле какое-то белое пятно.

Паола отвернулась, задержав взгляд на статуе лохматого поэта с огромными клыками и зажатым в руке свитком; под его ногами корчились в муках грешники.

— Вы что-нибудь слышали? — тихо спросила Лидия. — Или, быть может, заметили какое-нибудь движение?

Итальянка покачала головой:

— Поначалу я решила, что она потеряла сознание. Затем, когда я подошла ближе и увидела, что рядом с ней лежит Ричард, и от его одежды несет спиртным и опиумом…

Лидии не нужны были очки, чтобы уловить в голосе своей спутницы нотки печали и вины.

— Едва ли она захотела бы, чтобы при их встрече присутствовал кто-то третий…

— Не захотела бы, — молодая женщина снова повернулась к Лидии. — Но я по крайней мере могла бы выйти на порог и присмотреть за ними издали. Ричард всегда был джентльменом, даже если напивался; он бы мухи не обидел.

Вздохнув, Паола скрестила на груди руки, словно пытаясь защититься от царящего в храме промозглого холода. С грустью в голосе она добавила:

— Но всем в посольстве известно о его отце.

— Пожалуйста, сходить с лошадей. Без неприятность.

Высокий мужчина в серо-зеленой форме — единственный из окруживших их разбойников, под которым была нормальная европейская лошадь, а не мохнатый китайский пони — указал револьвером на землю. Его безбровое тонкогубое лицо покрывали оспенные шрамы, волосы были коротко острижены. Стоящие рядом с ним люди, одетые кто в крестьянские ципао и ку , кто в форму западного образца, держали их небольшой отряд под прицелом немецких и русских винтовок.

Сержант Уиллард, уже успевший поднять руки, тихо сказал:

— Гоминьдан.

— У нас получится убежать? — Густые седые брови Карлебаха сошлись в одну полосу над резко выступающим носом; под ними блестели темные глаза. — Через час стемнеет.

— Мы и двадцати футов не пробежим.

Эшер — который, как и все остальные, поднял руки, едва завидев выскочивших из зарослей рододендронов людей, — спрыгнул на землю и теперь спокойно стоял, пока один из китайцев снимал с него пальто и обыскивал карманы пиджака.

— Пожалуйста, ребе, сойдите с лошади, — добавил он тихо, видя, что старик колеблется. — Или они вас пристрелят.

Карлебах подчинился, за что и был лишен старомодной охотничьей куртки, шарфа, часов (Эшер, которому уже доводилось путешествовать по сельскому Китаю, предусмотрительно оставил часы и деньги в гостинице) и дробовика.

— Им не нужны неприятности с британскими властями. Все, что им нужно, это лошади и оружие, — продолжил Эшер на чешском, которым из всех присутствующих владели только они двое.

Сам он радовался уже тому, что революционно настроенные республиканцы не позарились на их обувь.

— Флаконы в карманах куртки… пожалуйста, попросите отдать хотя бы их, — сказал Карлебах.

Эшер, запинаясь, по-китайски изложил его просьбу разбойникам. Те открыли одну из крохотных бутылочек, по очереди понюхали содержимое, попробовали его на вкус и скривились.

— Что это? — требовательно спросил кто-то.

Эшер ответил:

— И-яо . [13] Лекарство (кит.) Для моего отца, — добавил он, кладя руку на плечо Карлебаху.

Явно удовлетворившись тем, что обнаруженная жидкость даже отдаленно не напоминает спиртное, китайцы с поклонами вернули ему открытую бутылочку.

Сержант Уиллард пробормотал:

— Это они за нами весь день следили, ставлю свое следующее жалование против горстки медяков.

Эшер промолчал. Кто-то и в самом деле следил за ними. Но мятежникам разумнее было бы напасть на них здесь, на безлюдной горной тропе где-то между Минляном и железнодорожной станцией, и к тому же днем, чтобы потом успеть убраться подальше. Стали бы гоминьдановцы ждать до заката, если бы раньше напали на их след?

Теснина постепенно заполнялась тенями. Глядя, как его товарищи суют оставшиеся флаконы в руки Карлебаху, один из нападавших резко скомандовал по-китайски:

— Быстрее!

Краем уха Эшер уловил тихое « яогуай », произнесенное шепотом, чтобы не услышал отмеченный оспинами предводитель. Сам главарь так и не слез с лошади и больше не произнес ни слова.

Когда они вернулись от шахт в деревню, собираясь выехать назад в Мэньтоугоу, Кристина Бауэр предупредила их: «Поторопитесь, но если вас все-таки остановят, помните — им не нужны лишние неприятности. Отдайте им лошадей и ружья, и вас отпустят с миром».

И все было бы хорошо, подумал Эшер, глядя, как грабители в сгущающихся сумерках поднимаются вверх по тропе, если бы не череп, который им показала доктор Бауэр.

Сержант Уиллард пробормотал:

— Ну и ну. Нам теперь пешком топать до станции, ребята, так что будем там к полуночи. Вы как, профессор? Вам помочь?