Александр Юрин - В лапах страха

— Залезай, давай! — Он надавил на газ.

— Ты что, с ума сошла?! — прокричал Глеб, силясь превзойти шум дизеля. — А как с окружной добираться?!

— Пешком пойду! — отмахнулась Марина и засеменила на цыпочках вокруг кабины.

— Может еще, кого, подождать? — промямлил Глеб, пытаясь угнаться за стремительно ускользающей женой. — Туман рассеялся — сейчас ещё грузовики пойдут! И не только.

— А если не пойдут?

— Да куда они денутся-то?! — Глеб схватил Марину за руку, резко развернул к себе.

«Фред» сипло закашлялся, обдав мужчину и женщину влажным теплом своих исполинских «лёгких».

— ТУДА! — прошипела Марина, злобно перекосив губы. — Не хочешь ехать — оставайся! Для себя я всё уже решила. Мне надо домой!

Глеб оторопел. Пользуясь моментом, Марина выскользнула из его пальцев. Грузовик лишь раскатисто посмеялся над мужским бессилием.

— Ну где вы там, пижоны городские?! — донеслось из-за закрытой дверцы.

Марина, словно ночной мотылёк, вспорхнула на высокую подножку и дальше в кабину грузовика.

Мелькнула зубочистка.

— А этот-то едет? Горе-водитель.

Марина пожала плечами, решительно потянула дверцу на себя — та не поддалась. В проёме возник сосредоточенный Глеб.

— Ну что, решился всё же? — рассмеялся водитель, ловко перекинув зубочистку в уголок губ. — И что только там у вас приключилось, раз такая спешка…

— Дети без света сидят одни, — Глеб грохнул дверцей и недовольно посмотрел на безучастную Марину. — Трогай!

Дальнобойщик удовлетворённо кивнул, ухватился за рычаг коробки передач, выжал сцепление, надавил на газ.

«Фред» зашёлся в могучем рыке, затем мелко затрясся, перевёл дух и принялся медленно разгоняться, сперва брезгливо чавкая массивными шинами по грязи, а, спустя какое-то время, всё протяжнее завывая на скользкой трассе, упорно взбираясь на горки и стремительно скатываясь по склонам, всё ближе и ближе подбираясь к явившемуся из вечного мрака безумию.

Григорий Викторович сбился со счёта этажей. Долг перед беззащитными детьми обязывал двигаться вперёд, точнее вверх, однако стремительный подъём всё пагубнее сказывался на больных коленках, которые болезненно похрустывали на каждой новой ступеньке. Совсем скоро появилась одышка — веяние пагубной привычки курения, от которой он, как ни старался, так и не смог избавиться, хоть ты тресни! Сердце загнанно колотилось в груди, воздуха катастрофически не хватало, перед глазами вилась приставучая мошкара. Ворох негативных эмоций довершало зловоние от строительного клея, которым лестничная клетка пропахла до основания.

В пояснице прострелило, отчего окончательно поплохело. В горле объявилась горечь, не сулящая ничего хорошего.

Этаже, эдак, на седьмом Григорий Викторович всё же остановился. Облокотился о перила, попытался перевести вконец сбившееся дыхание. Размышлять он даже не пытался — да и вряд ли бы вышло: в ушах грохотало, коленки то и дело проседали, а о том, что творилось в голове, не стоит и упоминать! «Мотор» хоть и поизносился за все эти годы, однако со своими обязанностями справлялся более-менее сносно — грех жаловаться. Но помимо одышки и крутого подъёма, существовала и ещё одна причина всего этого возбужденного состояния — было не по себе. Потому что он не знал, что поджидает там, в тёмной квартире на десятом этаже, за дверью с табличкой № 71.

Григорий Викторович выдохнул, вновь устремляясь в спиральную темень. Спустя пару минут он уже окончательно не понимал, где находится. Лестничные клетки были однотипными, площадки — завалены строительным мусором, дверей и вовсе не видно — лишь чёрные провалы на фоне не менее чёрных стен. Григорий Викторович чертил по металлическим поверхностям узким лучиком фонаря, с трудом, превозмогая отчаяние. Зло могло таиться где угодно, буквально за следующим лестничным поворотом, а он даже толком не представляет, на что это зло похоже! В образе кого или чего ОНО предстанет перед ним именно сегодня.

«Неужели всему виной пёс? Нет, не верю! Чистоплюев просто водил за нос. Современная наука ещё до такого не дошла. А что если всё же дошла?.. Но во что, в этом случае, превратился пёс бойцовой породы? Что сидит в его голове? Что дёргает за нити?»

Спина вспотела, и Григорий Викторович просто злобно передёрнул плечами, стараясь отлепить рубашку от влажной кожи. Посторонних звуков слышно не было — лишь шорох его шагов и прерывистое дыхание. Казалось, вокруг всё было мертво.

«Или затаилось, заманивая жертву в чертоги ада».

Внезапно до чуткого слуха следака донёсся еле различимый сквозняк, точнее штамп дуновения. Так бывает, когда во вроде бы ограниченном со всех сторон пространстве, ни с того ни с сего, возникает чуть уловимый ток воздуха. Его нельзя почувствовать или услышать — только определить на подсознательном уровне, потому что этот самый щелевой ветродуй неприятен старым костям стократ сильнее сшибающего с ног урагана!

Григорий Викторович остановился. Осветил пространство вокруг себя. Без особой надежды устремился к одной из квартир, которая на фоне всего остального унылого скопления выглядела жилой, посветил фонариком на металлическую поверхность массивной двери. Мелькнула серая бирка. Номерок с цифрой 71. Григорий Викторович замер, чувствуя, как сердце стремительно проваливается в некое подобие воздушной ямы, отчего мутнеет в глазах, а пальцы рук чуть заметно покалывает. Однако ступор длился недолго и спустя пару секунд Григорий Викторович уже полностью контролировал ситуацию. Правая рука скользнула под полу плаща в поисках кобуры, которой, к великому сожалению, на месте не оказалось.

Григорий Викторович в который уже раз выругался про себя, поскорее отдёрнул вспотевшие пальцы от ГОЛОЙ подмышки.

«Чего это я?.. — вертелось в голове на стремительной карусели. — Неужто и впрямь верю во весь этот бред? А в бешеного пса?.. Так да или нет?»

Григорий Викторович вдохнул полной грудью — сейчас он, как никогда, походил на необстрелянного юнца в пагонах, коему на каждом шагу мерещится мистика, а уж никак не на опытного следака, повидавшего на своём веку массу рационального и познаваемого, но оттого не менее ужасного.

«Просто постучать, послушать, как девочка скажет дежурное: «Я чужакам дверь не открываю», — ещё раз убедиться, что всё в порядке, поинтересоваться, когда вернуться родители, чего ребёнок, естественно, так же не скажет и…»

И БЕЖАТЬ КАК МОЖНО ДАЛЬШЕ ОТ ЭТОГО ПРОКЛЯТОГО МЕСТА!!!

Стоп!

«Да что же это такое?.. Страх? Паника? Или и вовсе самая настоящая истерия?! В моём-то возрасте. Да ещё и при исполнении! Вздор! Несуразица! Чепуха! Не бывать такому никогда!»

— Чего это, майор, с тобой сегодня такое творится? — прошептал Григорий Викторович, стирая со лба выступившую испарину. — Никак совсем сдал, старый чёрт.